Чистые слезы покаяния

Летом 2018 года группа молодых немцев приезжала в Израиль просить прощение за своих дедов, принимавших участие в карательных операциях против евреев в бывшем Советском Союзе.
- Простите нас, простите, - молодые немки не стеснялись своих слёз в ашдодском клубе «Дюна». Но больше им было неудобно за своих дедов-прадедов и их бывшее эсэсовское прошлое…
Выступая перед израильтянами в небольшом зале, они словно каялись перед всем еврейским народом. Казалось бы, какое отношение к совершённым преступлениям имеют внучки-правнучки? Они даже не из первого или второго послевоенного поколения - из третьего!
Чужие грехи не дают жить? Или испугались, что проклятие убиенных падёт на них до седьмого колена?
- Не понимаю, зачем было приезжать в чужую страну и вымаливать прощение? Или появилось желание поговорить с теми, кто вопреки всему всё же родился после Холокоста, устроенного вашим Фатерландом? - вот такие вопросы я хотел задать кому-то из приехавших.
Одна из них - Эльза, высокая, светловолосая девушка из Берлина. Раньше бы о ней сказали: «Истинная арийка».
Что, же поговорим с истинной арийкой, правнучкой карателя…
А я внук - расстрелянной в гетто женщины по имени Сара. Слёзы покаяния, которые я увидел на твоём лице Эльза, уничтожили между мной и тобой холодную стену, проложили между нами мостик. Пойдём с тобой по этому мостику навстречу друг к другу? Пойдем?
Кто я такой? Родился через два года после войны - ровесник твоих бабушек и дедушек. Бабушку со стороны отца расстреляли в гетто, дедушка со стороны матери умер на мельнице: сутками молол зерно для солдат. Отец под Москвой был тяжело ранен в первый раз, потом во второй, третий. Но остался жив! Видимо, кто-то из его семьи должен быть продолжателем рода: остальные погибли...
А как жила ты? В окружении бабушек и дедушек с двух сторон, в тёплом немецком доме? Находясь уже в другом времени? Расскажи, Эльза! Расскажи!
- Мои родители для меня редко находили время: были вечно занятыми. Дедушки и бабушки, как это принято в Германии, часто путешествовали по миру. Поэтому много времени я проводила у прадедушки Ганса и бабушки Виктории. У них были милые ангельские лица, излучающие любовь и доброту. Ганс со своей благородной сединой мне напоминал доброго сказочного Волшебника! Он всегда шутил, смеялся!
Передавал мне свою энергию, от которой хотелось танцевать, петь, веселиться! Бабушка Виктория была похожа на сказочную фею: она порхала по большому дому, успевая всё сделать для меня. И вдруг всё рухнуло.
- Что произошло?
- Как-то прогуливаясь с ней по улице, мы увидели старую женщину с выколотым номером на руке. Подойдя поближе, она впилась глазами в испуганное бабушкино лицо и сказала: «А-а, Марта, надзирательница из пятого блока. Думала, спрячешься и тебя не найдут? А я нашла и скоро все узнают, кем ты была на самом деле».
Я пробовала защитить свою бабушку:
- Она не Марта, а Виктория! Вы ошиблись!
- У Марты на правом локте должно быть большое родимое пятно красного цвета. Ты его никогда не видела?
Видела, много раз видела! Бабушка говорила, что Господь отметил её таким знаком, чтобы я её узнала даже тогда, когда она состарится. В тот день мы быстро ушли домой. Я не поняла, о чём разговаривали после нашей прогулки Ганс и Виктория, но их голоса слышала долго. А через пару дней в телевизионной программе увидела фотографию женщины с номерам на руке, которую кто-то убил.
- Бабушка, помнишь? Мы её видели на улице. Нужно сообщить об этом в полицию, -сказала ей.
- Ты ошиблась, это не она. И никуда не звони, - услышала в ответ.
Тогда я поняла, что в этом доме есть какая-то тайна, которую скрывают от меня. И когда Ганс и Виктория ушли к друзьям на день рождения, я забралась в их комнату, нашла старый фотоальбом, который они всегда прятали. В нём я увидела фотографию Виктории в чёрном костюме со свастикой на рукаве перед строем заключённых.
- Дедушка ничего не знал? Не знал, - успокаивала я себя.
Но на следующей фотографии я увидела Ганса в эсэсовской форме. Он стрелял из пистолета в маленькую девчонку с длинными чёрными косами, а мне показалось, что стреляет в… меня! Теперь я поняла, что Ганс и Виктория не милые ангелы, а жестокие люди. И неспроста на следующий день погибла женщина с синим номером на руке. Я была уверена, что к этому приложил руки злой Дьявол, так вместо имени стала называть Ганса. Пошла в полицию и рассказала обо всём.
- И вам, ребенку, поверили?
- Мне было уже семнадцать лет - я не была ребёнком. Ганса и Викторию арестовали. Родные во всём обвинили меня, и я уехала в другой город.
- В семье разве ничего не знали о преступлениях Ганса и Виктории?
- Знали, но от меня скрывали. Думали, с годами всё забудется. Говорили, что Ганс был на войне простым интендантом, Мол, тогда все воевали против коммунизма, а бабушку отправили в концлагере за помощь в укрывательстве евреев. Хотя на самом деле она там работала. У меня внутри что-то сломалось, я перестала верить людям, ушла в себя. Поверьте, очень трудно быть правнучкой эсэсовца и надзирательницы концлагеря. Я содрогалась от ужаса, вспоминая, как Ганс обнимал меня теми же руками, которыми стрелял в людей, а бабушка своими руками мне готовила яичницу.
- Забудь – и всё пройдёт, - говорила сама себе.
Но ничего не уходило. Поделилась с одной подругой, второй, третьей. Оказывается, у некоторых из них были тоже похожие ситуации. И они их тоже выбили из жизни.
- Говорят, что родителей, бабушек и дедушек не выбирают…
- Не выбирают! Но мне оставили два пути – или быть с ними по прежнему, или разорвать все отношения? Я выбрала второй вариант! Вначале была одна. Потом моей семьёй стали новые подруги, мы начали встречаться, создали свою группу в социальных сетях. Я была в шоке: таких, как я – тысячи! Мы организовали марши мира по всей стране, стали выступать против антисемитизма в Германии. Позже кто-то предложил организовать поездку в Израиль. Деньги на билеты зарабатывал каждый, где мог. Я, например, давала частные уроки. В поездке мы лучше узнали друг друга - и нам стало легче.
- И как вас встретил в Израиль?
- Встретил теплом: и людской, и погодной. Нам было очень важно вам признаться, что мы правнучки карателей. Да! Карателей! И из-за этого сами страдаем! Но мы – обычные люди и хотим жить дальше без тяжкого груза на спине.
- Вы хотели сказать: Судите, нас евреи. А там, как будет, так будет…
- Именно так! Если бы в нас стали бросали камни, было бы легче. Но в зале все сидели молча, как каменные. И только, когда, не выдержав напряжения во время выступления, заплакала наша первая девчонка, а за ней вторая, третья, зал ожил…
- И вас стали обвинять? Кричать, зачем вы сыплете нам соль на раны?
- Нет! Вместе с нами заплакали и… евреи. Вы - Великая Нация, коль можете предъявить нам счёт. За убитых, сожженных, уничтоженных. Вот у вас есть счёт?
- Есть! Только в моей семье со стороны отца погибло тринадцать человек - это моя бабушка, мои дяди, тёти, близкие родственники, а в общей сложности несколько десятков.
- Так скажите мне, всем нам, что мы эсэсовское отродье, и мы все будем гореть в аду.
- Я не скажу так, Эльза! Ты нормальная девчонка. Нет! Ты – необыкновенная девчонка и все твои подруги тоже необыкновенные! Вы - классные! Замечательные! Настоящие героини!
Я подарил девушке и всей группе свою книгу «Молитва о Михалине», в которой рассказывалось о расстреле евреев в моём бывшем местечке, мы сделали наше совместное фото. До отъезда группы оставалось ещё несколько часов. И тогда я предложил Эльзе встретиться с Давидом, который чудом уцелел в в минском гетто.
По дороге девушка купила красивый букет цветов и, склонив голову, вошла в небольшую комнатку на первом этаже. На столе стоял чай, печенье, а рядом - альбом со старыми фотографиями. На одной из них мы увидели девочку с длинными чёрными косами.
- Кто она? - не поднимая глаза, тихо спросила гостя, узнав в ней девочку, в которую стрелял Ганс.
- Моя младшая сестра Ривка. Её убили в минском гетто...
- Я знаю, кто её убил! Знаю. Мой прадедушка Ганс. Господи! Сколько ты ещё можешь меня казнить? В чём я виновата? В чём? - рыдала немка.
Старый еврей успокаивал необычную гостью, говорил ей что-то на идиш. Эльза понимала почти всё, а на прощанье ему сказала, если у неё родится дочь, она назовёт её Ривкой, а если сын - Давид.
Через два года у белокурой немки родилась двойня. Как и обещала, своих детей она назвала еврейскими именами…
Простите нас, евреи!
- Простите нас, евреи,
За то, что наши деды в вас стреляли.
Мы долго в это не могли поверить
Мы раньше ничего… не знали.
Просят прощения молодые немки,
Они хотят жить с евреями в мире,
Чтобы судьба не перевела на них стрелки.
Они не прячут свои слезы в Иерусалиме.
Льются светлые, чистые слезы,
Наши деды убивали евреев.
Господи! В чем это нам поможет?
На земле появились новые злодеи.
Только поменяли свою окраску,
Но свой яд передали другим,
Боится Европа широкой огласки.
Из Берлина террор пришел в Иерусалим.