Тбилиси — мой родной город. В первый раз, оказавшись на улицах старого Тбилиси, я жадно вдыхала запахи, ловила звуки — вспоминала. Триста-четыреста лет назад я родилась здесь. Иду по улицам, словно след нюхаю — где, в каком из домов, я тогда жила. Узнаю мягкое тепло пронизанного солнцем воздуха, яркое безоблачное небо, узорчатую тень платана, вспоминаю страстный говор, многолюдные улицы. Сколько радости и отчаянья несбывшихся надежд вобрали в себя камни старых домов!
С первого взгляда Еву Гольдвассер не отличишь от деревенских женщин российской глубинки: так же повязан под подбородком платок, тот же незамысловатый подол ситцевой юбки, и на ногах у нее, несмотря на иерусалимскую жару, толстые, деревенской вязки, шерстяные носки. В израильской квартире Евы пахнет русской избой – то ли это запах кислых щей, то ли заквашенного теста.
Сорок лет прошло с тех пор, как Андрей расстался с женой. Сорок пять лет назад, когда увидел её в первый раз, решил, что она царская дочь. Прикидывал сколько поколений царей или испанских королей предшествовало такому удивительному совершенству. То была жгучая испанская красота. После развода жили в одном городе, но дороги их не пересекались. Сейчас перед Андреем сидела седая, коротко стриженая, женщина с прежним ярким румянцем на смуглых щеках. Из настоящего облика выплывала всё та же двадцатилетняя Соня с крупными завитками черных волос, темными направленными внутрь себя глазами, естественными непринуждёнными движениями.