ПРИВЕТ ИЗ ПРОШЛОГО,
Или «Сто лет вместе»
Подполковнику Михаилу Бушеву -
в память о наших дедах и прадедах.
.
Нет, я и в самом деле счастливый человек! Везет мне на хороших людей. Даже случайные встречи порой приносят столько добрых минут, обращаются в такую человеческую дружбу, что начинаешь глубже понимать слова Антуана де Сент-Экзюпери о роскоши человеческого общения, хотя никогда заранее не знаешь, что несет тебе каждая новая встреча ...
С Михаилом Александровичем Куликовым судьба свела нас в больничной палате областной больницы. Умудренный большим житейским опытом лесничий со станции Семигородняя был не очень красноречив, больше любил слушать. Порой удивлял тонкими житейскими наблюдениями, точными характеристиками людей, о которых заходила речь. Умел он к месту и тактично высказывать свои суждения по многим вопросам. А знание лесной жизни делало его вроде бы и немудреные рассказы необыкновенно образными. Удивляло меня то, что в описании повадок зверей он очень точно проводил неожиданные параллели с характерами людей! И не я один нашел в этом человеке доброго собеседника: заведующий отделением заслуженный врач Эдуард Аверьянович Лудянский во время ночных дежурств подолгу засиживался в нашей палате.
Лечение закончилось, а знакомство постепенно переросло в дружбу. Подружились семьями и наши дети. В Семигороднюю мы ездили за грибами и ягодами. Гостеприимная хозяйка Раиса Николаевна потчевала домашними разносолами. Михаил Александрович и его зятья показывали нам и лосиные тропы, и бобровые хатки, и лисьи норы. А таких малинников, как на вырубках леспромхоза, наверное, нигде в России я бы не нашел! Пологий пригорок сколько видит глаз до горизонта окрашен в неповторимое сочетание сочного малинового и слегка матового зеленого цветов, как бы нанизанных на коричневые штрихи тонких прутиков.
Однажды Михаил Александрович позвонил и пригласил в лес. Вместе с доктором Лудянским мы приняли приглашение. Встретил нас Михаил Александрович на станции. Уже издалека мы заметили во дворе дома что-то новое: это была свежесрубленная избушка, "домик-крошечка на одно окошечко". На наш вопрос он рассказал, что срубил его для своего 92-летнего тестя, который в столь почтенном возрасте пожелал переехать из Москвы на родину, но только - в отдельный домик , "... и чтобы рядом с вами жить".
Интеллигентного вида, аккуратно одетый, худой до костлявости старик удивил нас не по годам темными волосами и пронзительным, испытывающим взглядом: так и казалось, что он хочет увидеть тебя насквозь. Наша беседа с Николаем Евгеньевичем Красиковым с самого начала выглядела странно. Манера его разговора была необычной: он задавал вопросы, внимательно слушал, а когда спрашивали мы, он пропускал наши слова мимо ушей и снова очень логично продолжал свою линию разговора.
Узнав, давно ли я живу в Вологде, стал спрашивать о старых вологодских семьях. Когда я упомянул фамилию моего деда, старик сказал: "Это я давно понял, что вы из рода Лифшиных. Евелю Завельевичу я по гроб обязан: от больших бед он меня спас. А спасибо ему не довелось лично сказать. Так хоть внуку пусть достанется...". Оказывается, Николай Евгеньевич происходил из большой, трудолюбивой, а потому и зажиточной семьи крестьян Харовского уезда Вологодской губернии. Когда же начались времена раскулачивания, молодому парню пришлось бежать из дома под угрозой ареста и ссылки. В Вологде рукодельный парень устроился в бригаду к моему деду. В годы НЭПа дед организовал плотницкую бригаду, работавшую на разных стройках Вологды. Пару лет они трудились вместе.
Старшее поколение вологжан, наверное, помнит, что и на вологодском вокзале, как на вокзалах Москвы и Санкт-Петербурга когда-то над перронами были металлические навесы. Эти навесы ставила их бригада.
Но однажды деду Лифшину стало известно, что харовчанина опознали и собираются арестовать как кулацкого сына. Дед его предупредил, дал денег, соответствующую справку и отправил "в Москву за счастьем". И счастье улыбнулось Николаю Евгеньевичу. Он работал плотником на больших и малых стройках столицы, никогда в начальство не лез, прошел через все испытания временем и режимом.
Михаил Александрович спросил тестя: "Так что же ты не поблагодарил спасителя?". Старик, мне показалось, впервые удостоил нас ответа: "А кто тебе сказал, что я не поблагодарил? Может я всю жизнь за него, да за таких, как он, в церкви молился! Христос для всех един! А что не писал, так грех не велик: страх-то был не только за себя, но и за него".
"Что вы - из Лифшиных, я давно понял, - повторил старик. - Вот, слава Богу, и свиделись... Теперь и лично спасибо сказал! А фамилию Лудянский я раньше в Вологде не встречал, но это ничего: наверное, другие люди хорошо скажут о вас! Не могут не сказать. Я вижу". Умел он разглядеть в людях хорошее.
Старик выпил полрюмки водки, обмакнул в остаток хлебную корочку, сунул ее в беззубый рот. Наших тостов он не дожидался, повернулся лицом к окну, дав тем понять, что разговор окончен. Мне показалось, что старик устал: девяносто два года есть девяносто два!
Что это было: просто ли Случайная встреча, привет ли от деда из далекого прошлого или урок жизни?
Так случилось, что правнук Николая Евгеньевича Красикова Миша оказался моим студентом. Снова пересеклись судьбы семейные. Теперь он уже подполковник. Время бежит быстро. Недаром русская пословица говорит: «Сто лет – еще не век!»