Ольга Файнберг
«КАК ЖИВОЙ С ЖИВЫМИ ГОВОРЯ»
Эта вакансия первого в мире поэта масс
– так скоро не заполнится.
И оборачиваться на Маяковского нам,
а может быть и нашим внукам,
придётся не назад, а вперёд.
Марина Цветаева
Владимир Маяковский родился 7 июля (по новому стилю 19 июля) в селе Багдади близ Кутаиси в семье лесничего. Ушёл из жизни московским утром 14 апреля 1930 года. Тридцать семь лет жизни оказались роковым порогом для Маяковского, как и для других знаменитых поэтов – Пушкина, Рембо.
. Гениальность В.Маяковского первыми осознали его современники. Осип Брик говорил, что «Володя для него не человек, а событие». Сотоварищи по лире Марина Цветаева и Борис Пастернак оставили нам, потомкам, прекрасные мемуары, эссе, статьи о своём гениальном (этот эпитет употребляют оба) собрате.
Б.Пастернак даёт нам немало свидетельств о живом, не покрытым хрестоматийным глянцем Маяковском в автобиографической повести «Охранная грамота», начатой в 1927 году под впечатлением смерти своего кумира – австрийского поэта Райнера Марии Рильке (автор посвящает эссе его памяти) и завершённой в 1930 году под впечатлением от гибели Владимира Маяковского («Я его боготворил, Я олицетворял в нём свой духовный горизонт.»), а также в написанном в 1956 году очерке «Люди и положения».
Знакомство двух великих российских поэтов произошло весной 1914 года в кондитерской на Арбате. Литературное объединение «Центрифуга», в которое в ту пору входил Пастернак, было, как это нередко водилось в литературной богеме, в конфронтационных отношениях с футуристической группой Маяковского-Большакова-Шершеневича. При встрече Маяковский сразу покорил Пастернака и внешностью, и темпераментным чтением трагедии «Владимир Маяковский», тогда только что вышедшей:
«Я слушал, не помня себя, всем перехваченным сердцем, затаив дыхание. Ничего подобного я раньше никогда не слыхал… В горловом краю его творчества была та же безусловная даль, что на земле. Тут была та бездонная одухотворённость, без которой не бывает оригинальности, та бесконечность, открывающаяся с любой точки жизни, в любом направлении, без которой поэзия – одно недоразумение. …И как просто было это всё. Искусство называлось трагедией. Так и следует ему называться. Трагедия называлась «Владимир Маяковский». Заглавие скрывало гениально простое открытие, что поэт не автор, но – предмет лирики, от первого лица обращающийся к миру».
«Я был без ума от Маяковского, - заключает Пастернак описание их первой встречи. – В лучах вспыхнувшего восхищения померкли сиюминутные литературные разногласия».
Марина Цветаева, которая знала обоих поэтов, удачно сравнивает их в очерке «Эпос и лирика современной России», написанном в 1933 году в зарубежный период её жизни:
«Маяковский начал с явления себя миру: с показа, с громогласия… Маяковский являл себя, Пастернак таился. Пастернак не хотел славы. Может быть, боялся сглазу… А Маяковский ничего не боялся, стоял и орал, и чем громче орал – тем больше народу слушало, тем больше орал, - пока не доорался до «Войны и мира» и многотысячной аудитории Политехнического музея, - а затем и до 150-миллионной площади всея России…».
Здесь же Цветаева подчёркивает: «Маяковского нужно читать всем вместе, чуть ли не хором (ором, собором), во всяком случае, вслух и возможно громче, что с каждым читающим и происходит. Всем залом. Всем веком».
В период моего обучения в старших классах женской школы № 3 литературу нам преподавала Александра Фёдоровна Суворкова – один из лучших в Казани того периода педагогов-славистов, начавшая свой учительский путь ещё до революции в земской школе села Шушары – бывшем поместье поэта Е.А.Баратынского, вместе с его правнучкой. Когда мы анализировали поэму Маяковского «Хорошо!», заставляла нас всем классом вслух читать эту поэму, и мы декламировали: «Сидят папаши. Каждый хитр. Землю попашет. Попишет стихи». Не знаю, была ли Александра Фёдоровна знакома с вышеупомянутой статьёй Цветаевой, скорее всего нет, поскольку в те годы в СССР Цветаеву не издавали. Но она интуитивно чувствовала то же, что и Цветаева: «Всем залом. Всем веком».
М.Цветаева, как никто из современников, глубоко проникла в суть творчества В.Маяковского. Ещё до эмиграции, в 1921 году она посвятила ему проникновенные стихи:
Превыше крестов и труб,
Крещёный в огне и дыме,
Архангел-тяжелоступ,
Здорово в веках, Владимир!
В октябре 1928 года, уже живя в Париже, Цветаева подарила Маяковскому свою книгу «После России» с надписью: «Такому же, как я – быстроногому».
О поэзии Маяковского Цветаева смело заявляла: «…Без Маяковского русская революция бы сильно потеряла, так же как сам Маяковский – без Революции».
Нашу семью с творчеством и личностью В.Маяковского связывает многое. Мой отец врач-орденоносец, отличник здравоохранения СССР, ещё в 1927 году слушал впервые выступление поэта при необычных обстоятельствах. Вот как он описывает это событие в неопубликованной повести «Повалка» (Казань, 1964).
«…Обосновался в Севастополе санитаром скорой помощи. Вступил в комсомол. Однажды прибежал товарищ:
- Маяковский едет!
Это было в 1927 году, когда в Англии бастовали горняки. Горком МОПРа (Международная организация помощи рабочим) хотел устроить вечер Маяковского в их пользу. Вместо поэта на сцене появился один из организаторов:
- Товарищи! Мы обязались оплатить Маяковскому расходы по поездке. Но сбор оказался не таким, как предполагалось. Я предлагаю отменить выступление и все деньги отправить горнякам. Вам кто дороже – Маяковский или бастующие горняки? Тем, кто пришёл ради Маяковского, могут вернуть билеты.
В зале началось невообразимое волнение:
- Не нужен нам Маяковский! И деньги не нужны! Послать их горнякам!
Показался сам поэт. Хотел что-то сказать, но шум заглушил его:
- Долой, долой Маяковского! Да здравствуют английские горняки!
Публика стала расходиться. Борис с возмущением доказывал:
- Ведь только на днях было его стихотворение в «Известиях» с надписью: «Гонорар в пользу горняков». Что же, поезд его даром возит? Или за гостиницу он не платит? Из каких же средств? А ставить вопрос, кто дороже, Маяковский или горняки, - это просто демагогия!..
В это время на улицу вышел поэт:
- Ребята, не покажете ли, где горком партии?
- Пожалуйста!
Маяковский вскочил на «линейку» и пригласил Бориса с товарищем. Дорога вела в гору, и больше шли, чем ехали. За громадным Маяковским пришлось почти бежать.
Горком партии исправил ошибку организаторов, и через несколько дней вечер состоялся в другом, гораздо большем зале при огромном стечении народа».
В приведённом отрывке из повести мой отец Натан вывел себя под именем Бориса.
Директор Государственного музея Татарии, в Картинной галерее которого мой муж работал в первые годы трудовой деятельности, Владимир Михайлович Дьяконов, бывший журналист, часто рассказывал сослуживцам о своих встречах с Маяковским, о его мгновенной реакции на реплики, о хлёстком остроумии, развенчивающем оппонентов.
Поэт приезжал в Казань в 1928 году. Выступил в зале бывшего Дворянского собрания, ныне Дома офицеров. Молодёжи набилось множество. Заняли даже проходы у стен. Встретился также с интеллигенцией в помещении республиканской газеты «Красная Татария». Позже в здании размещалась городская стоматологическая поликлиника. О событии напоминает мемориальная доска.
В стихотворении «Казань» поэт создаёт образ города тех лет: «Крива, коса стоит Казань. Шумит бурун, шурум-бурум». Отмечает: «Университет – горделивость Казани». Упоминает о встречах с национальными поэтами. Закономерно наличие в Казани улицы Маяковского и вместительного Дома культуры имени Маяковского.
Когда на выпускном письменном экзамене по литературе предложили несколько тем, я, не колеблясь, выбрала связанную с творчеством Маяковского: «Радуюсь я: это мой труд вливается в труд моей республики». Получила высшую оценку и окончила школу с серебряной медалью.
К столетию со дня рождения классика я опубликовала в газете «Республика Татарстан» за 17 июля 1993 года очерк «И говоришь векам, истории и мирозданью» с подзаголовком: «М.Цветаева и Б.Пастернак о В.Маяковском». Это был период, когда Маяковского как «горлана, главаря» революции пытались шельмовать и очернять. Я защитила любимого поэта устами поднимаемых в тот момент на щит его гениальных собратьев по перу. Я не ожидала, что мой очерк будет иметь столь широкий резонанс. Мне жали руки на улице знакомые филологи. Неожиданно позвонила бывшая учительница литературы старшего сына Димы Валентина Ивановна Носкова и от имени всего педагогического коллектива школы № 50 поблагодарила за восстановление справедливости по отношению к бессмертному Маяковскому.
Со школьных лет увлекался Маяковским и мой будущий муж – ныне заслуженный деятель искусств Татарстана, член Союза писателей Израиля Авраам Файнберг. В своей первой поэтической книге «Формула счастья» (Казань, 1995) он опубликовал и стихотворение «Великан Маяковский»:
Маяковский – особого времени сын:
Великого перелома.
Выбрав свой путь, как боец-гражданин,
Бил мощным молотом – словом.
Новатор прошёл по земле ураганом:
Бодрым, стремительным, свежим.
Не мог, не способен был великан
Душу безделием нежить.
Чуткое сердце поэта ранимо:
Там, за бронёй монумента,
Капают слёзы, случаются срывы,
Слабости ватной моменты…
Мчится эпоха к свершениям новым.
Гнётся к земле спелый колос.
Гордо грохочет раскатистым громом
Зычный, решительный голос.
В 1958 году незадолго до того, как мы с Авраамом поженились, в Казань приехал Павел Лавут – импресарио Маяковского. Мы поспешили пойти на его выступление в Дом офицеров, где тридцать лет назад с той же сцены читал стихи пламенный поэт-трибун. Пожилой, полноватый, невысокого роста человек рассказал о полном взаимопонимании с Владимиром Владимировичем, об организации его многочисленных выступлений в разных уголках страны. Только в 1927 году он выступил, кроме Москвы и Ленинграда, в 40 городах. Импресарио упоминается в одном из стихотворений под именем «еврей Лавут».
Знакомых евреев Маяковский изображает в зависимости от личных качеств, но в основном положительно. Стихотворение 1926 года «Товарищам из ОЗЕТа» (Организация земельного еврейского товарищества) воспевает еврейские колхозы в Крыму. Как известно, позднее сталинисты ошельмовали идею, причислили активистов к врагам, евреев депортировали.
До сих пор актуален гневный протест Маяковского против юдофобии в стихотворении «Жид» (1928):
…Шепоток в очередях:
«топчись и жди,
расстрелян
русский витязь-то…
везде жиды…
одни жиды…
спекулянты,
советчики,
правительство».
… А кто,
по дубовой своей темноте
не видя
ни зги впереди,
«жидом»
и сегодня бранится,
на тех
прикрикнем
и предупредим.
Мы обращаемся
снова и снова
к беспартийным,
комсомольцам,
Россиям,
Америкам.
Ко всему
человеческому собранию:
«Выкиньте
это омерзительное слово,
выкиньте
с матерщиной и бранью!».
Казалось бы, певец революции интернационализма должен купаться в лучах славы, должен быть обласкан Советской властью и Коммунистической партией. В год смерти В.Ленина он опубликовал поэму «Владимир Ильич Ленин» (1924):
Партия и Ленин – близнецы-братья.
Кто более матери-истории ценен?
В год 10-летия Октябрьской революции – поэму-гимн «Хорошо!» (1927). В феврале 1929 года вступает в РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), за что многие из литературных соратников порвали с ним отношения. Вместе с тем он создаёт сатирические пьесы «Клоп» (1928) и «Баня» (1929). А на Руси издавна не любят Гоголей и Щедриных.
Большие надежды поэт возлагал на открывшуюся в эти дни юбилейную выставку «20 лет работы Маяковского». Но она фактически провалилась из-за намеренной изоляции юбиляра. Не пришёл ни один из членов Политбюро, несмотря на то, что поэт каждому прислал приглашение. Естественно, не явился никто из членов ЦК партии. Не снизошли до посещения члены Правления РАПП. Это явилось большим психологическим ударом. Чем не угодил поэт-новатор власть имущим?.. Прибавились неурядицы в личной жизни. 14 апреля 1930 года поэт ушёл из жизни. «Свободы, гения и славы палачи» добились желаемого.
Свой очерк «Эпос и лирика современной эпохи» М.Цветаева оканчивает цитированием строк из стихотворения Б.Пастернака, по-лермонтовски символично названного «На смерть поэта»:
Твой выстрел был подобен Этне
В предгорье трусов и трусих.
В очерке «Искусство при свете совести» Цветаева излагает своё понимание причин гибели «архангела-тяжелоступа»:
«Владимир Маяковский, двенадцать лет подряд верой и правдой, душой и телом служивший:
Я всю свою звонкую силу поэта
Тебе отдаю, атакующий класс! –
кончил сильнее, чем лирическим стихотворением, - лирическим выстрелом. Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил. Если есть в этой жизни самоубийство – оно не там, где его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет жизни. Никакой державный цензор так не расправлялся с Пушкиным, как Владимир Маяковский с самим собой…».
Сейчас много спорят, кто произвёл трагический выстрел, оборвавший великую жизнь, и если сам поэт, то не под воздействием ли психотропных средств? Возможно, со временем архивы Лубянки раскроют и эту тайну. Вероника Витольдовна Полонская, которая последняя видела поэта за несколько минут до смерти, настаивает на очевидности самоубийства.
В последние годы появилось много мемуарных и художественных произведений, исследований об отношениях Маяковского с Татьяной Яковлевой, Вероникой Полонской.
Особняком стоит Лиля Брик (до замужества Каган). Ей посвящены поэмы «Флейта-позвоночник», «Люблю», «Про это», восславившие «ослепительную царицу Сиона евреева»:
Быть царём назначено мне –
твоё личико
на солнечном золоте моих монет
велю народу:
вычекань!
А там,
где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром
ведёт река торги, -
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.
Лиле Юрьевне Маяковский посвятил 6-томное собрание своих сочинений.
С женщиной редкого ума и обаяния поэт встретился у её сестры Эльзы, вышедшей замуж за француза ставшей впоследствии писательницей Эльзой Триоле. Вторым её мужем был прогрессивный поэт Луи Арагон. Нестандартной получилась у Маяковского его самая пылкая любовь: рядом находился умница-критик Осип Брик. Снимали одну квартиру втроём. Письма Лиле Владимир подписывал «Твой Щен» (щенок). В немом кинофильме «Барышня и хулиган» можно увидеть обоих в заглавных ролях.
Андрей Вознесенский сказал о Л.Ю. Брик: «У неё был уникальный талант вкуса, она была камертоном нескольких поколений поэтов».
После гибели произведения В. Маяковского перестали издавать, имя его стали забывать.
В преддверии набиравшего силу Большого террора нашлась лишь одна смелая и мужественная личность – еврейка Лиля Брик, не побоявшаяся написать гневное письмо протеста «самому». Убеждённо доказывала: более талантливого и искреннего певца у Советской власти не было, нет и не будет. И.В. Сталин решил, что мёртвый гений ему не страшен. И наложил резолюцию: «Маяковский – лучший, талантливейший поэт нашей Советской эпохи».
Начался крен в другую сторону. Как отметила Анна Ахматова, Маяковского стали насаждать, как картофель при Екатерине. Тенденциозно выборочно включили в школьные программы. Украсили нержавеющей сталью станцию метро «Маяковская». На одной из центральных площадей Москвы появился великолепный памятник работы скульптора А.П.Кибальникова, сразу обеспечившего себе высшие награды.
Зато заступницу Лилю Брик постарались стереть из памяти в буквальном смысле. На одной из фотографий счастливый Маяковский был запечатлён рядом с любимой женщиной. Искусные ретушёры удалили еврейку, дабы не срамила сопричастностью. Долгое время репродуцировалось это фальсифицированное фото. Лишь в годы перестройки истину восстановили.
Справедливости ради стоит упомянуть о потомках Маяковского. В 1925 году он отправился в самое длительное своё путешествие – за океан: посетил Гавану, Мехико и в течение трёх месяцев выступал в различных городах США с чтением стихов и докладов. Позже вышел поэтический сборник «Испания. – Океан. – Гавана. – Мексика. – Америка» и очерк «Моё открытие Америки». В этом путешествии Владимир познакомился с уроженкой России Элли Джонс. Элизабет Зиберт (Елизавета Петровна Алексеева) родилась в 1904 году в Башкирии, её родные – выходцы из Германии, землевладельцы. Она знала несколько языков, что позволило ей заниматься преподаванием до конца дней. Результатом романтических отношений Элизабет и Владимира явилось рождение дочери Патриции. Она стала профессором Леммановского колледжа Нью-Йоркского университета, специалистом в области семейной психологии. В начале 90-х годов 20 века дочь В.Маяковского Элен-Патриция по приглашению журналистов ТАСС побывала в Москве, ознакомила россиян с воспоминаниями своей матери о встречах с Владимиром Владимировичем. Мужественные черты лица Патриции и её сына Роджера схожи с внешностью Маяковского.
Время определило место Маяковского в мировой поэзии. Хулителям и очернителям не удалось сбросить гения с парохода современности. Его стих «трудом громаду лет» прорвал». Права оказалась в своём пророчестве М.Цветаева: мы оборачиваемся на Маяковского не назад, а вперёд.