МИХАЛИН- БЕРЛИН…

Ефим Златкин
МИХАЛИН- БЕРЛИН…

Над нами проплывали бело-пушистые облака. Будто сказочные корабли, они уносились ветром все дальше и дальше в чисто-синем небе. А мы, ватага михалинских подростков, только что совершив набег в колхозный сад, с жадностью уплетали содержимое своих карманов-хрустящие сочные яблоки, груши… В тяжелые послевоенные 50-ые годы этот сад бывшего еврейского колхоза «Энергия» как еще подкармливал нас! До войны в поселке Михалин, что в нескольких километрах от белорусского города Климовичи, жило немало еврейских семей, большинство трудилось в еврейском колхозе. Женщин, детей и стариков уничтожили зверски 6-го ноября 1941 года. А те, кто вернулись после войны из эвакуации, как-то стремились свести концы с концами…
А нам, послевоенным ребятишкам, хотелось взлететь, оторваться от этой беспросветной нужды.
- Представь себе, что это не облако, а сказочный воздушный корабль. И он… он опускается здесь, - говорит рыжеволосый Женька Ошеров,
- Прямо здесь, в михалинских кустах опустится этот корабль? - сверкает глазами его младший брат Левка-Леонид.
_- Да, прямо в кустах. И мы садимся в него и летим… летим, - начитавшись, видимо, Жюль Верна, - мечтает Женька.
- И куда полетим? - обращается ко мне.
- Известно куда. НАШ САМОЛЕТ ЛЕТИТ ПО МАРШРУТУ МИХАЛИН- БЕРЛИН,- продолжаю игру я.
Через наш поселок проходили в детской фантазии поезда Михалин- Берлин, рейсовые автобусы с тем же маршрутом , ну и, конечно, проплывали самолеты.
- Внимание, внимание! Говорит Германия. Приземлился самолет Михалин- Берлин.
- А дальше что? - входит в игру мой младший брат Яков- ровесник и друг детства Левки.
- А дальше, дальше мы становимся в ряд на ступеньки рейхстага и начинаем спрашивать всех – всех немцев: «Почему вы нам принесли войну, почему вы уничтожили столько много наших родных. Почему я живу без бабушки, без дяди, тети... Почему вы искалечили моего отца.? Почему, почему…»
Прошли годы, десятилетия. И вот я… стою на ступеньках Рейхстага. Один из всей нашей ребячьей ватаги. Женька- Евгений полковник Советской Армии, к сожалению, умер. Его брат Левка- генерал-лейтенант, на Украине. Мой брат Яков - бывший инженер-самолетостроитель, как и я - в Израиле. Да и все мои братья тоже в Израиле. А я на несколько дней прилетел в Берлин в составе группы своих сотрудников по работе. Одни их них - выходцы из бывшего Советского Союза, другие – местные сабры. Вокруг нас множество людей. Все продвигаются выше и выше, чтобы войти в здание Рейхстага, где теперь находится действующий Германский Бундестаг.
Сколько раз я видел это здание в кадрах кинохроники! Оно представало перед нами в огне, в дыму, с красными полотнищами Победы на самом верху. Сотни тысяч, миллионы людей мечтали сюда дойти, оставить свои подписи на самом главном здании поверженного Берлина.
В берлинском небе - над Рейхстагом, над Брандербургскими воротами, над всеми старыми и новыми постройками проплывали бело-пушистые облака. Я ловлю себя на мысли, что они очень похожи на те облака, которые проплывали в далеком детстве, когда мы хотели улететь на них из Михалина в Берлин.
Прошли десятилетия, я - в Берлине.
И сейчас, сейчас… многое бы отдал, чтобы вернуться в свое детство, в Михалин, где мой отец - Давид Златкин - молодой, красивый идет мне навстречу в своем костюме с фронтовыми наградами, а над нами в белом цвету его сад.
Когда израненный, он истекал кровью в снегах Подмосковья, когда горел в танке, когда был в беспамятстве на госпитальных койках, он мечтал об одном - дожить до Победы и, если удастся, пройти по улицам Берлина как еврейский солдат.
Я прошел вместо тебя, дорогой БАТЯ!
Всего два с половиной года ты не дожил до 65- тия Великой Победы. А как мечтал об этом, когда пять лет назад получил в Израиле свою очередную боевую награду в связи с юбилеем.
- Не было, видимо, ни одной еврейской семъи, где бы кто-то не был расстрелян, сожжен или не воевал с врагом, -думаю про себя, рассматривая с высоты Рейхстага город. Будто воочию вижу всех своих родных и близких - полковника Давида Синичкина - двоюродного брата моего отца - одного из всех, их живущих на земле. Долгих лет жизни тебе, дорогой дядя!
Подполковник Роман Рувинский, тесть моего младшего брата, капитан Исаак Капланский, отец моих двоюродных брата и сестры, старшина Николай Чашкин, отец двоюродного брата и сестер, солдат- пехотинец Абрам Хенькин - родной брат моей матери, сапер Залман Златкин - мой родной дедушка, партизан, а потом старший сержант действующей армии Ваня Новиков, он же Беня Шифрин, двоюродный брат моего отца, матрос Александр Синичкин – сколько их, прошедших войну и победивших ее, не дожили до 65- тия Победы?
Не дошел мой дядя Ефим Хенкин, погибший в первые дни войны и имя которого я ношу. Не дошел старший лейтенант Арон Златкин, погибший уже в конце войны - двоюродный брат моего отца. Не дошли пять братьев Шнейдерманов - двое из них были политработниками, комиссарами. Трое - это какое счастье - вернулось в белорусский город Кричев. Один их них, Борис-Лейба. стал моим тестем… Но дошел Вениамин Миндлин - полковник, командир танкового корпуса, климовчанин-еврей. И оставил свою подпись на рейхстахе! Множество боевых наград у него, несколько раз представляли к званию Героя Советского Союза. Об этом я еще когда- нибудь расскажу. Дошли счастливчики! И с этим мгновением счастья потом жили всю жизнь. В своей журналистской практике я встречал таких счастливчиков - и в России, и в Белоруссии, и в Израиле. Особые Люди! Под каким–то особым светом Победы они продолжали жить все отпущенное им время.
Я стоял на ступеньках Рейхстага, ходил по его сегодняшним залам, поднимался на лифте, находился под стеклянным куполом, осматривал панораму сегодняшнего Берлина, восхищался, как и все, старыми историческими зданиями и новостройками столицы, а видел ватагу послевоенных ребятишек возле колхозного сада. Я прилетел из Михалина в Берлин!
Правда, через десятилетия, правда, уже из другой страны. И где те слова, какие я хотел в далеком детстве сказать немцам, где мои, почему, почему, почему…
Берлинский ветер разносит на площади напротив рейхстага желтые листья – такие же желтые листья, как в Белоруссии и России.
- Битте, битте,- говорят мне и улыбаются молодые ребята, пропуская вперед.
Понимаю, что, может быть, дед или прадед одного из них поднимал автомат на мою бабушку с библейским именем Сара.
Но Берлин - сегодня город мирный, новый город, город с открытой улыбкой. И я в ответ улыбаюсь им.

ПЛАЧ СИРОТЫ В ТРЕПТОВ- ПАРКЕ
Свинцово-серое небо нависало над нами. Пошаливал ветер. Высокие, могучие деревья встречали нас, небольшую группу израильских туристов, в Трептов – парке. Кругом ни души.
- Обычно нет здесь наплыва немцев, экскурсанты в основном из бывшего Советского Союза, - рассказывал нам экскурсовод, бывший израильтянин, родные которого жили в Берлине до войны.
Громадная территория парка, который расположен в восточной части города на берегу реки Шпрее.
Берлин еще наполовину лежал в руинах, а парк с великолепным мемориалом был уже сооружен в 1948 году. До боли знакомая фигура советского солдата-освободителя. В одной его руке меч, разрубающий фашистскую свастику, а на второй он держит спасенную им немецкую девчушку. И это не советская пропаганда. Не один - несколько таких случаев было зафиксировано за время боев за Берлин .
- Это было самое жестокое ,самое кровопролитное сражение за всю историю Великой Отечественной. Здесь погибло 20000 солдат Красной Армии! На территории парка захоронено 5000 советских солдат, а под холмом, на котором стоит главный памятник, - еще 200 воинов,- рассказывал нам экскурсовод. - Куда ни посмотришь - серые и серые плиты… Громадное кладбище советских солдат вдалеке от Родины… Но кладбище ухоженное, сохраненное, в отличие от того, что нередко наблюдается в других странах Европы, да и в той же России…
- Мы даже не подозревали, что Советский Союз заплатил такую цену за Победу, за освобождение Берлина, - не скрывает своего изумления один из нашей группы, бывший офицер израильской армии…
Перед нами на небольшой площадке - фигура Скорбящей Матери, а впереди - 13- метровая статуя Советского солдата-освободителя.
Не один раз я видел фотографии этого памятника в газетах и журналах. Но одно дело – их просматривать, другое- увидеть все своими глазами.
Я смотрел на этот памятник и видел своих родных - отца, всех родных. Никого их уже нет на земле. Одни из них похоронены в Израиле, другие- в Белоруссии, третьи- в России. Сейчас все они уже там, в стае белых журавлей…
Кругом была тишина, только тихо переговаривались на иврите, по-русски ребята из нашей туристической группы.
Все кругом поражало - и величие мемориального комплекса, и обелиск из светлого гранита, взятого для строительства из стен гитлеровской рейхсканцелярии, и многочисленные цитаты Сталина на мемориале.
Но больше поражало величие простого Человека, который победил зверя.
И вдруг в этой немецкой тишине, где все так привыкли к порядку, к спокойствию, над всем Трептов-парком разнесся плач. И не просто плач, а плач, который мог быть только на Руси. Этот плач брал нас, посторонних людей, за сердца, проникал внутрь. В Центре Европы, в Берлине голосила простая русская баба, а может, из Белоруссии или Украины, но наша славянская женщина, которых столько горемычных, одиноких осталось без отцов, мужей, братьев.
Она как будто сегодня хоронила, а не через 65 лет после войны.
Я подошел поближе. С растрепанными светлыми волосами припала к обелиску немолодая женщина.
- Мой отец погиб в Берлине в 1945 году.Сегодня я уже вдвое старше его.Немного и мне осталось. И как я уйду из жизни, не побывав на могиле отца... Всю жизнь сюда стремилась, собирала деньги. И вот теперь я здесь. Думала, что уже не будет слез, столько выплакала за все время.
А здесь сердце вновь разрыдалось, когда вспомнила всю свою сиротскую жизнь,- увидев меня и сразу же распознав своего, хотя я уже 20 лет в Израиле, заговорила женщина.
Что я ей мог сказать? Я просто вспомнил своего отца, который стал сиротой в 20 лет.Он ходил годами от одной еврейской могилы к другой, точно не зная, где его мать, расстрелянная фашистами, которые пришли отсюда, из ненавистной ему Германии.
А сегодня я здесь. И в этом плаче русской сироты мне слышался плач всех-всех сирот.
Германское серое небо все больше нависало над Трептов-парком. Оно будто переживало вместе с нами. Одно только радовало: через день-другой нас ждал солнечный Израиль…

У ВАННЗЕЕНСКОГО ОЗЕРА

Широкая автострада уводит нас все дальше и дальше от Берлина в сторону Потсдама. Наш путь - на живописный остров Ванзее. Это такое же дачное место в Берлинском пригороде, как искусственный остров Серебряный Бор в Москве. И на этом все сходство заканчивается…
Ваннзее всегда был престижным местом для берлинцев. Замечательный пляж, шезлонги, солнце, прогулочные катера.
Высокие стройные деревья смотрят своими вершинами в небо. Кругом - райская красота, блаженство. Казалось бы, живи в этом раю, наслаждайся жизнью!
Но… все это омрачено здесь довольно неприглядным событием, которое вошло в историю, как «конференция в Ваннзее».
Гроссер- Ваннзее 54-56. Входим через железную калитку с охранником. За широким сквером в окружении вековых деревьев большая помпезная вилла, возведенная в начале 20-го века. Здесь во время нацизма был размещен засекреченный институт по изучению стран Восточной Европы. Когда Берлин стали активно бомбить, именно сюда переезжает штаб Главного управления имперской безопасности. Именно по коридорам этого особняка ходили в свое время Вальтенберг, Шелленберг, Мюллер…
Но тогда их время было уже сочтено.
А еще раньше, 20-го января 1942 года именно здесь руководитель РСХА Гейндрих собрал 15 высших нацистских чинов для обсуждения окончательной еврейской проблемы в Европе.
Замахнулись немало - на 11 миллионов человек. Вы только представьте себе… ОДИННАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ. За что ?
Евреи мешали, к сожалению, мешают многим и сегодня. Но тогда не было кому защитить несчастных жертв, и, как известно, ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ СГОРЕЛО В ОГНЕ…
Кому не давали жить моя бабушка и ее дети ? Кому не давали жить простые колхозники еврейского колхоза «Энергия», кому не давали жить простые евреи по всей Белоруссии? Но уже 6-го ноября 1941 года была расстреляна моя бабушка Сара, а вместе с ней более 20 Златкиных - почти все мои родственники со стороны отца… и все евреи города Климович и ряда ближайших городов.
В сентябре 1941 года началось уничтожение Минского гетто. К концу войны из 800.000 человек чудом спаслось только … 13.
В сентябре 1941 года начался массовый расстрел евреев в Бабьем Яру…
Задолго до конференции в Ваннзее уже полыхали костры. Убийцы безнаказанно уничтожали евреев. Никто не мог остановить убийство мирного населения и ничто. Видя это, руководители рейха замахнулись на весь еврейский народ…
Вот за этим широким столом сидели нацистские преступники. И, обсуждая свои будущие планы, потом прогуливались по этим лесным аллеям, любовались прекрасным видом на реку.
С немецкой педантичностью были составлены планы уничтожения евреев по всему миру. Были составлены списки по каждой стране. И мы знаем, что за дикими зверями так не охотились, как за еврейским стариком или ребенком… Скажете, что все известно, зачем возвращаться к этому?
В Германии, где родился фашизм и от которого сама страна также жестоко пострадала, многое делают для того, чтобы он никогда не повторился. Поэтому, как предостереждение о нем, и открывает двери своим посетителям Ваннзейская вилла. Но поднимают голову фашисты в других странах. В арабских странах мечтают о нашем уничтожении. Пепел 6.000.000 не должен остудить нашу память.
Так я думал, возвращась обратно в Берлин – город, который не только уничтожал, но и спасал евреев. Но об этом в следующем рассказе.

ЖЕЛТЫЕ ТАБЛИЧКИ ПАМЯТИ

Берлинские улицы многолюдны, везде бурлит жизнь. На минутку вдруг наш экскурсовод остановился. Нагнувшись, протер рукой желтую табличку.Через секунду- две на ней выступило имя и фамилия. А рядом были еще и еще желтые таблички с именами живших здесь до войны евреев. Берлинцы создали Необычный музей памяти.
Напротив всех домов, где жили евреи, пламенеют желтые таблички. Как когда-то шестиконечные звезды сверкали на одежде приговоренных , так теперь сверкают
желтые таблички памяти на тротуаре, на жилых домах.
Находясь в Берлине, я как будто был в двух временных измерениях. Восторгался германской столицей. Город стал краше .Современные постройки на месте нейтральной полосы между Восточной и Западной Германией просто изменили город. Необычной красоты и архитектурного полета взлетели новостройки в небо объединенного Берлина.
Но стоило мне на миг закрыть глаза и будто воочию видел марширующие колонны нацистов. Огненные костры, на которых сжигали книги Генриха Гейне и других немецких авторов, евреев по национальности. Именно здесь, на площади, что напротив Берлинского университета, был зажжен костер, пламя которого разлетелось по всему свету. Я сейчас стою на этом месте и будто чувствую пожар его пламени.
... Уходят к белым березкам рельсы… Даже не верится , что это красивейшее место стало страшным свидетелем. К этому железнодорожному полотну эсэсовцы подгоняли стариков, женщин, детей - всех евреев. С немецкой педантичностью было все учтено. И теперь на всем протяжении железнодорожного полотна - таблички, на которых указано количество отправленных на смерть в концентрационные лагеря и когда это было... Таких табличек здесь сотни и сотни.
Руководитель нашей группы, бывший старший офицер израильской армии, зажигает свечи в память о погибших, читает кадиш.
- Берлин не только убивал, он и спасал евреев,- говорит наш экскурсовод, - ни в одном городе не было столько праведников, как здесь.
Он знает , что говорит. Бабушка нашего гида была сожжена здесь в одном из лагерей, а он, родившись в Израиле, уехал в Берлин.
Время все изменило. Не изменило только память. Многие немцы скрывали евреев. Помогали им выжить. В то же время находились евреи, которые выслеживали своих собратьев.
Так одна берлинская еврейка не пропускала ни одной похоронной церемонии. Дело в том , что еврей , состоявший в браке с немкой или еврейка - с немцем, были защищены от отправки в концлагерь. Но как только немец или немка умирали, для несчастной жертвы никакой защиты не было.
Власти не всегда об этом могли узнать - война все же. И тут как тут доносчица- еврейка. Десятки людей она отправила на смерть. А сама? Осталась жива, дожила до глубокой старости.
Но ее дочь отреклась от нее, уехала в Израиль, стала медсестрой, помогала людям. Вот такие истории… Эта берлинская еврейка за счет других выторговала себе жизнь. Давайте будем помнить все - и о борцах–евреях, и о гнусных доносчиках…
Теперешний Берлин - новый Берлин. Здесь под защитой государства еврейские памятники, мемориальные комплексы. На юг от Бранденбургских ворот - мемориал жертвам Холокоста. Он напоминает о шести миллионах погибших евреев. В центре
Берлина - дом Еврейской общины, новая синагога, рядом с ней - еврейская гимназия. Здесь учатся еврейские и немецкие ребята. Открывает двери для посетителей еврейский музей 2000- летней истории еврейской культуры в Германии.
В мае 1945 года умирал старый фашистский Берлин. В мае 2010 года – через 65 лет после Великой Победы я увидел этот город мирным, свободным, радостным.
Наш самолет вскоре приземлился в аэропорту. Мы - в Израиле. Голубое небо, яркое солнце, зеленые пальмы. Где-то далеко остался Берлин с его серым небом. Там остались наши друзья.