Старые босоножки

Сегодня хамсин, а у меня вечный вопрос, что надеть на ноги. Все жмет, и не потому, что обувь тесная. Косточка выпирает на левой ноге, когда иду, коленка правая болит. Все неудобно. Все раздражает.
Взяла и надела босоножки, в которых ездила в свой родной город. Их бы выбросить...
...В том июне в моем городе тоже было жарко. Но я шла к месту, где стоял наш дом, и в нем жили мама, папа, бабушка. Сени - в войну там держали корову, всегда чекушка молока подавалась мне на ужин, на печку, где я коротала свободное время с Лукерьюшкой, моей нянькой. Днем мама варила в котелке много-много картошки в мундире и звала всех девочек с нашего квартала на обед. И еще: на столе были жмых и конфеты - «подушечки». Как мама умудрялась отделить от патоки грязь и делать для нас конфеты, я до сих пор не понимаю.
И приходил Немка-заика, ему мама в миску наливала суп, у него не было родителей.
Дом снесли. Но осталась трамвайная остановка и два дерева, которые мы с папой высадили. Деревья тоже постарели...
Потом я как-то незаметно оказалась возле нашей школы...
...Окна второго этажа - там был наш класс. Лида Чепушканова очень спокойно однажды выбросила цветок на улицу, и мы убежали с урока, а Женька Mapгулис ушла на историю в чужой класс и там сказала учительнице, что ее фамилия Морковкина, класс «рыдал" от смеха, и урока не было.
Додик Беленький так интересно объяснялся мне в любви, что вся школа об этой любви знала.
А я ждала, что мне назначит свидание Толя Кикензон или Юра Сероглазов, потому что мы учились в восьмом, а они - в десятом. Ни Додика, ни Толи, ни Юры уже нет...
В восьмом литературу нам стала преподавать Галина Николаевна. Влюбились мы в нее все сразу. Но для меня встреча с ней стала судьбой. Я ей хотела подражать во всем: в манере говорить, читать стихи, вести урок, одеваться. На всю жизнь запомнила все ее наряды, в которых она приходила в класс.
Ревновала, когда учитель физики шел ее провожать домой.
Теперь у меня на полках стоят ее книги, которые она написала за эти сорок лет, с автографами. Она стала известной писательницей, и я всегда говорю при случае: «Вы смотрели фильм "Вам и не снилось"? Сценарий и повесть написала моя учительница - Галина Щербакова».
Вы заметили, к старости как бы стирается разница в возрасте, но я ни разу не осмелилась сказать ей: «Можно, я буду вас просто по имени...» - только Галина Николаевна. Она стала для меня сестрой, другом, мамой, но навсегда осталась моей учительницей. Звонила, слушала ее голос: «Але, говорите, я вас не слышу», - а у меня комок в горле. Мы жили в одном городе. И кроме нее у меня никого не было.
Однажды я пришла к ней в редакцию, поговорила о том, о сем. И она мне: «Знаешь, в 21 уже можно и отдаться». А я уезжала на практику в Прохладный. Но у меня почему-то не было ухажеров.
Потом я встретила Поэта, и пронесла свою любовь через многие-многие годы, родила ему дочь. Моя Галина Николаевна все поняла, и приняла, и одобрила. …Сколько лет прошло.
Я свернула на другую улицу и оказалась возле первой и единственной моей собственной квартиры. Но не было сил подняться на второй этаж и позвонить. Hoги в босоножках не шли.
В этой квартире я прожила 20 лет. В нашу «коммувалку", как назвала коммунальную квартиру одна девочка-израильтянка, я не пошла. Но именно эта «коммувалка" была первым моим прибежищем, когда я вернулась в родной город и стала работать в газете.
Стены этой комнаты, когда я ее увидела, были размалеваны какашками (в ней жила семья из 12-ти человек). Но мой брат Аркаша позвонил из Москвы своим друзьям-строителям, и они за один день сделали мне красивое и очень роскошное жилье. Мы с дочкой были самыми счастливыми. А в соседях у нас справа - артисты драматического театра, слева - бывший шофер-дама, она возила председателя облисполкома еще в 50-е годы. И студенческая семья, снимающая комнату тоже у какой-то знаменитости. Мы не ссорились. Аккуратно выстаивали очередь в туалет и в ванную комнату. На кухне не заглядывали в кастрюли друг другу, только угощали. И болтали. Однажды моя дочь осмелилась:
- Тетя Валя, а почему у вас детей нет?
- Да знаешь, детонька, все как-то некогда.
- А вы бы в воскресенье, - очень доброжелательно посоветовала дочь. «Комувалка, комувалка». Сюда мои девчонки, школьные подружки - Женя, Тося, Луиза, Лора, Нина, Люся - несли мне туфли, тряпки, продукты, и дефицитные тоже. У меня тогда кроме книг ничего не было. Девочки тоже нуждались, но ведь я вернулась в родной город, а они его не покидали.
Я постояла возле той Единственной, отдельной, однокомнатной, из которой уехала в Израиль. В окне горела моя настольная лампа.
На счастье, вечером пошел дождь. У моих босоножек отвалилась подошва. Я вышла из троллейбуса и медленно босиком пошла по мокрому теплому асфальту.
В Израиле тоже прошел дождь. Стало легче дышать. Я позвонила Подруге.
- Приезжай, - сказала она, - утром дышится по-осеннему, ты не задохнешься.
- Представляешь, - говорила Подруга, - из окна моей амидаровской (т.е. государственной –A.3.) квартиры видны горы и море. И, хотя я потратилась, - уточнила - сама знаешь, получила только стены. Новоселье устрою и новую мебель покажу.
...Подруга ты моя, Подруга.
25 лет назад я отвезла ее в роддом, не просто в родильный дом номер такой-то, а на кафедру медицинского института. Ей делали «кесарево», я стояла под дверью.
- У тебя будет необыкновенная дочь, - успокаивала я, когда 40-летняя Подруга закатывала глаза от зашкаленного давления, - раз она тебя давит.
Гипертония осталась. Но дочь!
Закончила школу искусств и, в совершенстве изучив английский, уехала в Америку, в еврейскую религиозную семью работать бэбиситором. Теперь звонит:
- На машине отвожу девочек в школу и детский сад. Подыскиваю курс в университете, у меня есть свободное время. Все прекрасно.
А Подруга дрожащим голосом: «Будь осторожна, Америка - это не Израиль!».
Мне очень хотелось поехать к Подруге, посмотреть ее новую квартиру после десятилетнего житья на съемной, посидеть у моря, просто поболтать.
- Я, конечно, приеду, - говорю я. - Есть повод.
Она знакомит меня с Мишей. Ее мужчина. Кавказский человек. Любит порядок и вкусно приготовленную пищу. Готовит сам и угощает.
- Ну что мне еще надо, - комментирует собственную жизнь Подруга, когда мы остаемся вдвоем. Замуж я не собираюсь. У дочки своя жизнь, квартира «амидаровская», мебель новая. Ты меня осуждаешь?
- Ты что, - взрываюсь я. - Как я могу?! Мазаль тов! Пусть у тебя все будет хорошо.
Гора за окном ее квартиры стала голубой. Между горой и деревом по диагонали протянулись на веревке полотенца, простыни, штаны...
Неужели мы знаем друг друга 65 лет? Первый класс! Деревянная школа. Дом к дому. Забор к забору.
* * *
Тоська принесла пельмени с груздями в театр.
- На, попробуй на дорожку. Этого точно у вас там нет.
- И облепихи ведь тоже нет, - тихо говорит Лора и засовывает коробку мне в сумку.
- Вы ненормальные, - кричу я, - куда мне все это?!
Тогда прошло десять лет, как мы расстались, уезжая, думала - навсегда.
Но земля оказалась круглой.
Уехала в 20-м веке, встретилась - в 21-м.
Как мы постарели! Я не узнала город, в котором прожила больше сорока лет, с перерывами на учебу и замужество.
Улицы стали еще шире, а деревья - зеленее. Дома покрашены в яркие краски. Светящиеся щиты реклам. Синагога с витражами.
Мы пекли с мамой мацу в русской избе: стол скоблили до желтизны - «кошеровали». Белые фартуки, мука, вода.
На полу простыня - я толку мацу; мука - слева, фарфелы - справа.
Мама следила, чтобы бабушке никто не мешал зажигать свечи.
И мои внуки в Израиле спрашивают меня:
- Ида, ты что делаешь?
-Молюсь, - отвечаю я.
Они переглядываются, пожимают плечами. И на иврите:
- Ты что ли знаешь, как встречать субботу?
***
- Трудно мы живем, - говорила Нина, - но знаешь, еще смеемся, когда вместе собираемся, и нам хочется видеть друг друга и говорить: «А помнишь...». Тебе завидно?
Я плачу. Обнимаю каждую. Глажу. Добрые. Хорошие. Преданные.
Как мне им рассказать, что это уже не моя страна. Я здесь туристка, и меня предупредили об обязательной отметке в иностранном паспорте, и я заплатила деньги за мое пребывание на территории города, в котором родилась.
- Передай Подруге вот эту записную книжку. Может быть, когда-нибудь прочтем вместе, - тихо сказала Нина.
...В сапожне мне намертво пристрочили подошву к кожаным переплетам. И сегодня я снова надела эти босоножки. Но дыхание перехватил хамсин.