Из книги "Современное израильское изобразительное искусство с русскими корнями".

Александр Ганелин

Всевластье мазка

Укутавшись в просинь,
Как в модерато,
Поющая осень
Пьянит ароматом.

Подкралась к осинам
И палевым кленам,
Надела лосины
Березкам беленым.

Пылают до боли
Осенние краски,
Но охра-неволя,
Как желтая сказка

Листвы догорающей,
С бронзой неверья
И ало-пылающим
Взором потери.

Мазками легато
Пронизана просинь.
И краски крылаты,
И в прозолоть – осень...

Я написала эти стихи, когда увидела осеннюю рощу Александра Ганелина в галерее Basha в Иерусалиме – два с половиной метра на метр. Войти и не выйти, точнее, уже не уйти от самовластья красок, после которых реально существующая роща кажется сомнительной, как само существование реального мира. Колоратурная гамма цвета Александра Ганелина столь всеобъемлюща, будто вторична. Но это не так, потому что любое цветовое пятно на холсте стремится к форме, художнически подчеркнутой А. Ганелиным словно налетающими друг на друга мазками – вылепленными, утоптанными, вкрученными – какими угодно, но зрительно создающими объемность. Так возникают ганелинские рощи и цветы, старые города и пространства без определенных названий.

Всё в жизни неслучайно и случайно. Более трех десятков лет назад заслуженному художнику В. П. Епифанову позировал молодой человек. Он не был натурщиком, просто в этот период художник сломал ногу и рисовал дома. И все, кто мог служить моделью, ходили к нему, чтобы уважить мастера. Ученик архитектурной школы Саша Ганелин по случаю подошел. Так вот по случаю и родился портрет Саши. Но совсем не по случаю Саша начал рисовать вместе с Епифановым, одновременно получая уроки у знаменитого художника.

Александр Ганелин родился в Москве, учился в Краснопресненской художественной школе – первом в Советском Союзе учебном заведении такого рода с десятилетним циклом обучения. Одновременно брал частные уроки у Н. Дрыгалина. После школы – Всесоюзный государственный институт кинематографии (ВГИК), специальность – художник-постановщик фильма. Выпускные работы и в школе, и во ВГИКе у Саши забирали для выставок. А так как без них невозможно было никуда продвинуться – картины надо было предъявлять различным жюри и комиссиям, Саше пришлось не совсем легальным способом изъять собственные творения из хранилищ этих почтенных учебных заведений.

К моменту переезда в Израиль Ганелин был достаточно известен в профессиональных кругах, участвовал в различных выставках, побывал с картинами в нескольких странах. Впрочем, и этому тоже способствовал случай.

К 1983 году Александр по сути отказался от кино – не было подходящих сценариев. В это время режиссер Мария Елизаровна Таврог снимала фильм об Оресте Григорьевиче Верейском. Она хорошо знала Сашину дипломную работу, написанную на натуре в Сибири, на БАМе – интересную, неординарную, с размахом. Вот и привела она Сашу к мэтру, чтобы тот оценил работы выпускника ВГИКа. В то время О. Г. Верейский в Академии художеств СССР состоял в комиссии, занимавшейся молодыми талантами. Академик забрал дипломную работу, и вскоре Саша получил заказ на три картины для выставки в Третьяковской галерее. Через некоторое время скульптор Комов пришел с предложением написать три полотна для выставки «Молодые художники России» – уже от Союза художников России. Эта выставка объездила весь мир.

В 1991 году Александр Ганелин репатриировался в Израиль. Сразу же начал писать. Краски, кисти, рулон холста, подрамники – всё было с собой, из России. Уже через неделю состоялся первый заказ.

Затем – курсы компьютерной графики, работа в театре «Габима», курсы переподготовки в Академии художеств и прикладного искусства «Бецалель», способствовавшие вхождению в атмосферу художественного мира Израиля, знакомству с системой его приоритетов.

Однажды он не поехал в Иерусалим на занятия в «Бецалель» и вдруг, идя по улице, встретил своего старого знакомого – режиссера Леонида Горовца, который собирался снимать фильм «Кофе с лимоном». Так Ганелин стал художникомпостановщиком этой картины. В ней были заняты Всеволод Абдулов, Татьяна Васильева, Александр Збруев. Фильм вышел в прокат в 1994 году и был отмечен на Иерусалимском кинофестивале.

Сегодня Александр Ганелин – один из активных художественных деятелей Израиля. При его непосредственном участии изданы альбомы «30 израильских художников», «30 израильских фотографов», каталог Объединения профессиональных художников Израиля, каталог выставки «33», «Искусство натюрморта».

В Старом Яффо, на центральной площади, находится студия Александра Ганелина – «Манзон Хаус 1889» (Манзон – фамилия Сашиной мамы, 1889 – год женитьбы прадеда и прабабушки). Стены древней кладки, частью реставрированные. Мягкая цветовая гамма, без контрастов. Сашина живопись умиротворяет, из студии не хочется уходить. Всегда чай каких-то невиданных сортов, всегда горячий чайник и всегда – открытое окно – шум моря...

Человеческая судьба в пейзаже

23 августа 2010 года в Иерусалиме, в Центре «Шимшон» (Бейт Шмуэль) открылась экспозиция художников – выходцев из Казахстана, названная организаторами «Еще ближе к солнцу», в которой принял участие единственный москвич – Александр Ганелин. Ныне художник проживает в БатЯме, но работает в своей мастерской в Старом Яффо. Его мастерская стала «местом встречи» едва ли не всех его коллег по цеху – Объединения профессиональных художников Израиля.

Интересный отрезок жизни Александра Ганелина связан с Астаной (бывшим Целиноградом). Есть даже «генетическая» связь. Родители утверждают, что сын должен был родиться прямо на космодроме Байконур, а получилось, что в Москве. Как знать, может, по этой самой причине Сашу Ганелина, выпускника ВГИКа, тянуло в Казахстан? Но каждому жившему когда-то в СССР известно, что такого рода мечты, как правило, сбывались. И вот уже путевка ВЛКСМ – в составе группы кинематографистов – на границу Казахстана и Киргизии. Опять же готовил эскизы к фильму. А заодно сделал несколько работ для одного из краеведческих музеев Казахстана, что и по сей день находятся там. На выставке «Еще ближе к солнцу» представлено семь работ маслом Александра Ганелина, связанных с землей целинной, а точнее, с человеком на земле Казахстана.

Параллельно с выставкой «Еще ближе к солнцу», в Тель-Авиве, в Русском культурном центре состоялось открытие персональной выставки Саши Ганелина, названной им«Сибирский дневник» – год жизни художника в период преддипломной практики.

Из десятков этюдов тех лет сохранилось всего 10 работ, выполненных маслом на оргалите (60 х 83 см) и столько же на холстах. К сожалению, некоторые из полотен уже ощутили на себе воздействие влажного климата Средиземноморья и по большому счету требуют реставрации. Впрочем, эмоционально эти трещинки и отшелушивания краски подобны зарубкам и отметинам, которые оставляет время на нашей судьбе. Вот вам вещественное доказательство того, что всё это не только в жизни было, но и запечатлено тридцать лет назад. И, может быть, реставрация не нужна... Но, проживая в Израиле, любопытно эстетически вернуться во времена песни А. Пахмутовой «Слышишь, сердце гудит: БАМ!»

«Сибирский дневник» А. Ганелина повествователен и вплотную связан с книгой очерков «Обратный адрес: БАМ» одного отчаянного журналиста, познавшего на своем опыте и цену плащ-палатке в тайге и на буровой, и то, каких нечеловеческих усилий стоит поставить дом на срубе или даже обычный опорный столб линии электропередачи в местах с вечной мерзлотой. И «уазик», и трактор – всё было по нему. Однажды вместе с бульдозером он провалился под лед, но имел мужество выплыть в ледяной воде. Однако ко времени, когда его книга была в руках у А. Ганелина, журналист – летописец БАМа разбился на машине. Сибирь открывала мир, но и не щадила тех, кто не мог слиться с нею. И художникукинематографисту захотелось как бы восполнить эту потерю. И вот он уже в Тынде – молодежном городе БАМа, выросшем из железнодорожной станции на берегу реки Тында, столице ударных комсомольских строек всех республик СССР. И хочется дорасти до личности автора «Обратный адрес: БАМ». Ганелин оформляет сцену для фестиваля авторской песни, гала-концерт которого проходил прямо на сопке, вместившей тридцатитысячную аудиторию, гудящую, как «колокол наших сердец молодых». ...А «ровный перевал», «лес на ровном водоразделе» (значение эвенкийского корня «тэн», к которому возводится название Тында) становится крупнейшим транспортным узлом пересечения линий Тайшет–Урал и Бамовская–Беркакит. Каких-то семь тысяч километров по железнодорожным путям до Москвы! Разве это много для молодого человека, желавшего к тому же увидеть родину своей жены, с которой
и по сей день рядом...

Вот и получается, что главное в «Сибирском дневнике» А. Ганелина – человек, образ которого художественно прочувствован художникомкинематографистом, обретен им в мире, не похожем на жизнь тогдашней интеллигентно причесанной Москвы. И человек этот словно уходит в какую-то свою природную изначальность.

Становится не столько покорителем природы, сколько ее частью, потому что по большому счету Сибирь покорить нельзя. Но подступивший к этой непреступной красоте, романтик обретает внутренний стержень, эмоционально позволяющий созидать время. И эта установка на художнический максимализм отразилась в размашистом мазке Ганелина, закалившемся и свободном, нивелирующем сомнения и самокопания.

Думаю, что уже тогда А. Ганелин сложился как художник медитативной повествовательности, мягкой цветовой гаммы, избегающей контрастов, эстетической уравновешенности и философского отношения к окружающему миру – качествами, воспринятым у самого бытия природы.

Не случайно цикл «Сибирский дневник» сам А. Ганелин «жанрово» определяет как «Человек в пейзаже. Человек в тайге. Человек и его место в природе».

Художественно-изобразительный мир Александра Ганелина – это мир человеческих судеб, запечатленных едва ли не с автобиографической полнотой, словно досказанной самим пейзажем. Созданные им образы и характеры говорят о себе с полотен гораздо больше, чем о них могут накопать самые дотошные биографы.

Работы эмоционально захватывают, напоминая о параллелях бытия твоих современником. И вдруг ты словно скидываешь с плеч тридцатилетний груз времени... и осознаешь, что автор «Сибирского дневника», познавший «путь к солнцу» на целине Казахстана, достоин умиротворяющего моря, смотрящего в окно его мастерской в Старом Яффо.