РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ЭХО
Литературные проекты
Т.О. «LYRA» (ШТУТГАРТ)
Проза
Поэзия
Публицистика
Дар с Земли Обетованной
Драматургия
Спасибо Вам, тренер
Литературоведение
КИММЕРИЯ Максимилиана ВОЛОШИНА
Литературная критика
Новости литературы
Конкурсы, творческие вечера, встречи
100-летие со дня рождения Григория Окуня

Литературные анонсы

Опросы

Работает ли система вопросов?
0% нет не работает
100% работает, но плохо
0% хорошо работает
0% затрудняюсь ответит, не голосовал

Из книги "Современное израильское изобразительное искусство с русскими корнями".

Публицистика Галина Подольская


Виктор Кинус

«БАУХАУЗ» как перекличка эпох

Сталину нравился регулярный, парадный, в струнку вытянувшийся Петербург – петербургская имперская парадность. Он любил, когда его сравнивали с Петром Первым, хотя его стиль был стилем другого царя – николаевский классицизм, только раздутый до гомерических, несусветных размеров в советский имперский ампир. Это замечаешь,
когда разглядываешь эскизы Дома Советов и площади перед ним. Их проектировал конструктивист Ной Троцкий – природный, естественный монументалист, которому не приходилось приспосабливаться к набирающему силу и дыхание большому стилю мрачной эпохи. Самое большое количество эскизов было сделано Н. Троцким как раз к проекту Дома Советов, его архитектурному завещанию.

В соответствии с Генеральным планом реконструкции Ленинграда 1935 года Дом Советов планировалось построить на месте вновь создаваемого, советского центра города (южнее и далеко за границей прежнего, императорского центра Петербурга). Здесь, на площади у главного административного здания Ленинграда, должны были происходить демонстрации и парады. Рассматривая нарисованную Н. Троцким арку, с удивлением узнаешь гиперболизированную арку Главного штаба. И вся площадь становится гигантской Дворцовой площадью, что не может не производить жутковатого впечатления. Впрочем, вокруг здания так и не было создано такого ансамбля, какой проектировал Н. Троцкий. Он умер в 1940-м году после неудачной операции, когда здание еще не было готово.

Россия первой трети ХХ века была связана с Эрец-Исраэль не только идеей сионизма, но и областью новых архитектурных исканий, имеющих общие истоки.

Чуть-чуть истории

Известно, что первый «баухауз» был построен в Германии в 1926 году архитектором Вальтером Гропиусом. Но с приходом фашизма большая часть архитекторов эмигрировала из Германии, хотя сначала некоторые пытались прижиться, даже писали Геббельсу: мол, гордятся, что именно в Германии появился новый стиль в архитектуре, что это, мол, революция. Но Геббельс, министр пропаганды, четко сформулировал свою позицию: нацистская Германия не нуждается в еврейско-большевистском искусстве.

Так Тель-Авив стал столицей «бау», до нынешнего дня сохранив более полутораста домов, в то время как в Германии все дома этого стиля разрушены, а в США их вообще было немного.

Тель-авивский «бау» – это не агрессивная демонстрация новейших стройматериалов, это
стиль, полный настроения и психологического уюта, ощущаемого внутри пространства изгибающихся по всей длине строения балконов и лоджий.

Ной Троцкий: «строительство дома» как трагическая ошибка

С иным «психологическим уютом» связан «бау» архитекторов-евреев, оставшихся в стране победившего большевизма.

На сайте «Созвучие» (31 янв. 2005 г.) читаем интересный материал о жизни одного из представителей «еврейско-большевистского искусства», конструктивиста, как в первую треть ХХ века называли в Советской России архитекторов «бау». Итак, Ной Троцкий.

«А где тут у вас красота?» – была его любимая присказка. Он останавливался у проекта своего ученика, разглядывал будущее здание: вроде всё функционально, конструктивно, позитивно, но как насчет красоты? Правда, красоту он понимал весьма своеобразно, как Дом Советов на Московском проспекте, в котором, как в архитектурной утопии, всё должно бы решаться во благо человечества. Новая архитектура – без отяжеленного наследия «ретро». Максимальная целесообразность строения как красота без украшенийизлишеств, которые не служат целям общественного сосуществования. Функционализм как жилищная эстетика. Прагматизм как ведущая идея современности.

Впрочем, и время, выпавшее на судьбу Н. Троцкого, было своеобразным по части гуманизма и прочих основ бытия...

Трехкомнатная квартира архитектора, в которой, помимо него самого, жили еще и его сестра, няня Арина, бывшая горничная купцов Дерновых, и, конечно же, дочь Нора, и впрямь напоминала «кукольный дом», правда, российского интеллигента.

Распланированная самим архитектором, квартира была завешана картинами его жены, ученицы Петрова-Водкина, умершей в 1932 году от тифа. После ее смерти Н. Троцкий не женился и жил вдовцом, воспитывающим дочку и упрямо работающим над возведение домов будущего.

Его верность памяти умершей жены Екатерины не обсуждалась как данность, переселившаяся в копию витража святой Екатерины Сиенской. Старый витражист, работавший с Троцким на строительстве Дома Советов, как-то подарил ему эту давнюю работу, сделанную им до революции в Италии. Во время блокадных бомбежек осколок снаряда пробил отверстие в нимбе над головой Екатерины Сиенской, но витраж в квартире Троцких уцелел

Судьба саркастически распорядилась таким образом, что одно из лучших творений Н. Троцкого – Большой дом на Литейном проспекте стал «пыточной башней». (Впрочем, стоит уточнить: Троцкий проектировал только фасад здания.) Иосиф Бродский, еще не Нобелевский лауреат, но уже отбывший ссылку тунеядец, однажды мрачно пошутил на краеведческую тему:

Под мостом течет река –
Быстрая такая.
На мосту стоит ЧеКа –
Страшная такая.

Так и есть – страшная. Даже в облицовке здания использовались гранитные плиты с уничтоженных кладбищ. На выставке работ русских конструктивистов, представленной в 2005 году в Санкт-Петербурге, не было ни проекта, ни эскиза Большого дома, по-видимому, засекреченных. Известен только год начала строительства –
1930-й...

Некоторые из друзей уже были арестованы. Однако Н. Троцкий продолжал общаться с их семьями. Однажды за столом выпущенный во время короткой «бериевской оттепели» один из его друзей рассказал о пытках, которым был подвергнут в здании, чей фасад вычертил Н. Троцкий. Архитектор, не возражая, подвел грустный итог: «строительство дома» («бау» – дословно с немецкого) как трагическая ошибка. Утопленная в трудоголизме угрюмость, которую принудили казаться жизнерадостностью... Такова лейтнота, отлитая на Литейном, звучащая и в судьбе Ноя Троцкого, внесшего к классицистическую архитектуру Санкт-Петербурга иные оттенки лада. Архитектурные конструкции, глядя на которые, человек видит прямые линии изгибающимися, как иллюзорность того, чего в жизни нет. Геометрическая элегантность и сконструированная стильность. Искусственная простота и кажущаяся легкость и гибкость, даже если в основе архитектуры железобетон...

От архитектуры – к живописи

Виктор Кинус, один из современных израильских художников, – художник мыслящий, великолепно владеющий историей «бау» и творчески переносящий его принципы в живопись. Уроки эстетики Н. Троцкого подсознательно проснулись через интерес к израильскому «бау» – «баухаузу» иного настроения, но тоже «бау».

Виктор Кинус (р. 1957), выпускник факультета промышленного дизайна Ленинградского высшего художественно-промышленного училища им. В. И. Мухиной, в Израиле с 1990 года. Живет в Ашдоде, профессионально занимается живописью. Участник ряда выставок в Израиле и за рубежом. В галерее З. Дилона в Старом Яффо есть постоянная экспозиция работ В. Кинуса. В свете современного интереса к «баухаузу» во всем
мире нам представляются важными суждения художника, опирающегося на архитектонику «бау» в собственном творчестве.

– Как вы открыли для себя «бау», точнее, приняли его после классицизма СанктПетербурга? Как это соединилось?

– Архитектура Санкт-Петрбурга классическая, первоклассная, созданная великими зодчими XVIII–XX вв., поэтому мне всё время ее не хватает, вся моя молодость прошла в ней. Я сложился в ней как художник. Вместе с тем это были и впечатления от питерского конструктивизма первой трети ХХ века. Но тогда я не очень задумывался над этим. Работы Ноя Троцкого стали сами собой всплывать в памяти после того, как я начал углубленно изучать «бау» Тель-Авива.

Встает немало вопросов о распространении «баухауза» в средиземноморском городе и северной столице России. «Бау» Тель-Авива совершенно отличается от «бау» Питера, хотя их и роднит общий стиль. Однако это разные аспекты одного направления. В Петербурге это в основном монументальные общественные здания: дворцы культуры, фабрики-кухни, райсоветы, заводы... В Тель-Авиве – жилые массивы города, комплексные застройки.

Но вот что интересно, некоторые из этих проектов принадлежат одному и тому же архитектору! Я говорю об Эрихе Мендельсоне, спроектировавшем в 1925–1927 гг. текстильную фабрику «Красное знамя» в Ленинграде, а в 1935–1940 гг. – около десятка значимых зданий в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе.

– «Бау» в вашей живописи появился спонтанно?

– Спонтанно, но не случайно. Художник, выросший в Петербурге, не может жить без ощущения стиля. Петербург приучает к потребности в стиле. В Израиле таким стилем для меня стал баухауз.

– Но русский конструктивизм первой трети ХХ века переродился в нечто иное...

– В советской России конструктивизм так и остался мечтой, несостоявшимся штурмом небес, рывком в будущее. Он не переродился, он пригнетался к земле, а потом просто угас, сохранившись в зарисовках, эскизах, макетах. Зато эпохальный неоклассицизм «комодообразно» расположился на его месте. По сути это была капитуляция «бау». Не удалось построить самое справедливое общество – отгрохаем сверхдержаву. К счастью, Ной Троцкий, один из моих любимых архитекторов-конструктивистов, себе не изменял. Для него, начавшего учиться на архитектурном факультете Академии художеств еще до революции, ампир и неоклассицизм были естественны. Но и конструктивизм был не менее органичен. Например, он восхищался Мис Ван дер Роэ и Ле Корбюзье. Впрочем, нельзя не заметить, что «бау» самого Троцкого был другим. Собственно, именно этим он мне и интересен, как «бау», не похожий на средиземноморский, – монументальный, вросший в землю, «дорический».

– Получается, что Ной Троцкий в принципе не дотягивал до своих современников в ЭрецИсраэль?

– Почему? Просто полярный аспект «бау». Троцкий никогда не переставал быть традиционалистом. Его ученики вспоминали, что одной из его любимых присказок была: «А помните, у Винченцио Палладио (или еще у какого-нибудь классика зодчества) вот тут была арка или балкон?». И тут же дорисовывал предложенный проект. Художественное мышление выше теории. К тому же Ной Троцкий был рисовальщик от природы. В его проектах заметно, что он просто любит рисовать. Почти на каждом эскизе всенепременно изображены люди. Монументальные, как и здания. Он же архитектор. По воспоминаниям современников, Троцкий, где бы ни был, неизменно возвращался с кипой акварельных пейзажей. На одном из листов рядом с проектируемой школой изображена дама с собачкой. Ясно, что не только на дамских плечах удержится карниз, но и собачка тоже не подведет. И это, безусловно, импонирует моему образному мышлению.

Виктор Кинус: ностальгия без ностальгии

«В. Кинус, – как замечает в предисловии к каталогу его работ искусствовед Эрмитажа Н. Бродская, – любит передавать глубину пространства средствами кубизма, но это не аналитический, четкий геометризм кубизма Пикассо. Скорее это нечто вроде архитектуры, природы или просто воздушной среды в разбитом зеркале: очертания ломаются, смещается горизонт, и город теряет конкретность, становится призрачным»...

...И вдруг из этой призрачности, словно из волн памяти, появляется «Трамвай издалека». И в уютном средиземноморском «бау» звенит нашими воспоминаниями... Они ностальгически откликаются в нас, с корнями той культуры, мыслящих по-русски, в памяти которых еще живы те трамвайные линии. Там они сегодня порой закрываются. Так ведь здесь – пусть даже по последнему слову техники – но еще не открыты... А мы уже восприняли эту иную для нас культуру как часть себя... А «Венка» или «Аннушка» так и ведет к окнам детства по набережной Шмидта, подвизгивая и похрипывая, как скрипучая развалюха...

Такие трамваи живут в наших воспоминаниях, как и те объекты, которые мелькали перед глазами между остановками, оставаясь за стеклом, как первые зрительные впечатления о мире. Но при этом на остановке подергивалась дверь, и всегда можно было выйти.

Так когда-то один питерский мальчик вышел на улице Желябова и почему-то остановился у дома Н. Троцкого. Ни тебе мемориальной доски, ни таблички. Да и Троцкий не Лев Давидович... Только дом красивый... А мальчик тот стал художником.

...Я рассматриваю «бау-живопись» В. Кинуса, и вдруг, словно из какого-то другого временного измерения, но уж очень знакомый вопрос:

– Ну, и где тут у них красота?

«БАУХАУЗ» И «БАУКИНУс»

«Стиляга» художественного конструирования

Говорят, что предугадать зрительскую реакцию – занятие заведомо неблагодарное. Однако, как мне кажется, в данном случае можно утверждать, что даже не очень искушенному в завихрениях художественных стилей израильскому зрителю предстоит встреча с новым и одновременно старым знакомым. Почему? Да потому что, рассматривая глянцевые журналы и путеводители с рекламным планом полукружий бетонных балконов, ныне охраняемых юНЕСКО, мы с удовольствием изумляемся: наш «бау»?

«Баухауз» в Израиле живет, хотя и не всегда голо-глянцево, как в рекламных роликах. Иногда он напоминает о себе, стыдливо прикрывшись скворечно-курятниковыми пристроями и слоями вывешенного на просушку белья, за которыми не сразу признаешь былого «стилягу» художественного конструирования.

Впрочем, «баухауз» (дословно с немецкого «дом строительства»), если говорить о Высшей школе строительства и художественного конструирования, родился относительно недавно (1919– 1933, Германия). Так было провозглашено «новое единство технологий». Но уже в 1930–1940-е годы холодный гладкий бетон «баухауза» стал ведущим стилем в архитектуре Тель-Авива, словно усмиряя палящее солнце Средиземноморья. «Дом с бульдогом» (перекресток Ла-Гардия – Ха-Мастер), трехэтажные здания Жени Авербух на площади Зины Дизенгоф (жены первого тель-авивского мэра), дома Кауфмана и Мендельсона, Хармата, бульвар Ротшильда, бульвар Бен-Гуриона, улица Фришман. В отличие от жилых тель-авивских массивов, иерусалимский «баухауз» представляют здание библиотеки Шокена, Гистадрута, дом Хуны Лаудер (в районе автобусной станции). Так еще совсем недавнее прошлое уже стало историей, которая одновременно остается частью нашего настоящего, несмотря на канувшие в Лету утраты, но это уже другой аспект темы.

Однако вопреки времени и во славу непререкаемой эстетической правоты искусства геометрические формы «баухауза» как стиля архитектуры и сегодня не утратили своего обаяния в очертаниях Тель-Авива и Иерусалима. Более того, рожденный под знаком архитектуры, сегодня «бау» расширил сферы своего влияния, обретя новую эстетическую жизнь в параллельных видах искусства, иных материалах, особенно в художественной фотографии.

Но и это еще не всё. Современный «бау» включает традиционный «баухауз» и «постбау», причем не только в архитектуре. Одновременно он и некий израильский неомодерн в живописи. Виктор Кинус, художник из Ашдода, – один из самых тонких представителей этого неоюгендстиля в Израиле.

В 2007 году в Ашдоде, в музее «Мон-арт» состоялась выставка «Баухауз. Два взгляда: В. Пудер (фотография), В. Кинус (живопись)», затем еще две персональные выставки «Баухаус в живописи В. Кинуса». В веб-галерее «Тарбут.ру» «бау» В. Кинуса имеет достаточно высокий рейтинг у самой широкой аудитории. Вообще, «Живой журнал» В. Кинуса в Интернете – еще одна из ипостасей художника как самого ревностного проповедника «бау». Не так давно в галерее З. Дилона (Яффо) вышел каталог работ В. Кинуса, посвященных «баухаузу» в живописи, с предисловием доктора искусствоведения, старшего научного сотрудника Эрмитажа Натальи Бродской. Так что, прямо скажем, есть о чем говорить и есть причины, побуждающие приблизиться к этому достаточно новому в израильской культуре явлению – стыку архитектуры и живописи.

«Баукинус»

Итак, архитектура и живопись. Два вида искусства. Два вида материала. Учитель-архитектор и ученик-живописец. Учитель, вдохновивший ученика настолько, что тот не только воспринял школу своего наставника, но на основе ее стилистики продолжил искания в своем виде искусства. Устремленные в небо геометрические строения обрели иную эстетическую жизнь, оставшись архитектоническими афоризмами. Но вот что интересно: сохранив свою узнаваемость, конкретные архитектурные строения вошли в материю фантазийного «бау» Виктора Кинуса подобно гриновским городам мечты – Зурбагану и Лиссу, как подметила Н. Бродская.

Но для меня это все-таки не Грин. Почему? Потому что я уже не туристка в Израиле. И за годы жизни здесь «бау» стал и моим тоже – породному, как часть эстетики собственного дома, в котором всё знаешь изнутри, а не по интернетресурсам.

Длительное изучение живописи В. Кинуса и личное общение с художником позволяет мне судить о том, что его интерес к «бау» родился не спонтанно и не случайно. Это прежде всего глубокие познания В. Кинуса по истории вопроса, богатейшая собранная им вэб-картотека по «баухаузу» и советским конструктивистам, чьи идеи во многом предопределили его эстетическое место в мировом культурно-историческом пространстве. Некоторые из изданий перешли в разряд настольных книг. Таковы архитектурный путеводитель Нахума Коэна Bauhaus Tel-Aviv (2003),
фундаментальный труд Ницы Мецгер-Шмук Dwelling on the dunes Tel-Aviv, включающий почти весь тель-авивский «бау», эссе Ильи Бокштейна, публикации в прессе Тали Хардавель, Яна Топоровского, Зеева Гольдберга, Маши Хинич.

Статья Яна Топоровского (Окна. 18.07.96) о первой попытке культурного представления Эрец-Исраэль за рубежом (1937 и 1939 годы) – эскапады судьбы еврейского павильона в США. Я имею в виду работу кубофутуриста Арье Эльханани. Перипетии бытия «трагического павильона» подсказали В. Кинусу понимание «бау» как романтического образа в истории израильской архитектуры.

В 1986 году В. Кинус закончил факультет промышленного дизайна Ленинградского высшего художественно-промышленного училища имени Веры Мухиной. Эта замечательная школа, созданная в конце XIX века на средства барона Штиглица. Его имя в начале XXI века вернули учебному заведению, и сейчас это Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия.

Будущий художник с интересом занимался промышленным дизайном, хотя живопись привлекала его всё больше и больше, сам мир ощущался им как живопись. В этом цветовом восприятии бытия, безусловно, сказалась роль его учителя – известного ныне живописца Вячеслава Шраги, ориентирующегося в своем творчестве на наследие Шагала, Кислинга, Петрова-Водкина. По сути Шрага и предопределил художественный путь Кинуса в искусстве. Не случайно, приехав в 1990 году в Израиль, художник не оказался в культурном шоке, как многие другие. Школа В. Шраги вселила уверенность, благодаря которой новая архитектурная среда не отторгала, а приглашала к сотворчеству, осмыслению реальности тель-авивского «бау» как собственного пласта и трансформации в живописный метафорический образ.

В. Кинус вспоминает, как этот процесс поэтапно осуществлялся в Израиле:

– Не один год я фотографировал «бау». Еще несколько лет назад в Израиле этот стиль просто уродовали. Считались нормой невероятные надстройки и перестройки. Сейчас здесь существует две тенденции: возвратиться к исторической достоверности или просто сносить почти всё, оставляя малую часть фасада, а освободившееся место заполнять каким-нибудь небоскребом. Но для меня фотография – не самоцель, а средство префиксации – вспомогательный этап осмысления. Например, сейчас в Ашдоде я замечаю много зданий, явно построенных под влиянием «бау». Об этом «постбау» пока никто не писал, но я как художник это вижу и фиксирую для себя. Так сам материал становится для меня личным. Важно, что сейчас принят ряд законов, охраняющих здания от безумных переделок. юНЕСКО внесло Тель-Авив («Белый город») в ряд своих охраняемых объектов. Кажется, справедливость начинает торжествовать. Реставрация исторической достоверности, безусловно, важна для меня как художника. Но познавательная сторона никак не входит в противоречие с моим фантазийным миром.

Вообще, еще в «Мухе», в классе профессора Е. Н. Лазарева, помимо дизайн-проектов, от нас требовали еще и думать, рассматривать объект дизайна как комплекс различных составляющих – не конструктивных, но социально-исторических и художественных связей.

Однако, говоря о Кинусе-живописце, было бы прагматично ориентироваться только на интеллектуальный интерес к предмету. Художник невозможен без собственных эстетических пристрастий – изысканных, восходящих к исканиям представителей югендстиля. Трудно сказать, чего нет в его «слоеном пироге»: архитектура Петербурга и Израиля, элементы кубофутуризма, сюрреализма и салонной эстетики Серебряного века,
а в результате – нечто особенное, что может называться «романтическим сюрреализмом». И уж здесь, если говорить о пальме первенства, в полной мере можно утверждать, что «бау» сквозь эту призму – художественное открытие Виктора Кинуса. И своеобразие такого понимания сложилось опять-таки из прошлого, в частности, из знакомства с работами советских конструктивистов в Питере.

– Надо заметить, что наследие питерского «бау» дремало во мне с раннего детства, которое прошло на Васильевском острове, где было достаточно объектов «бау». Стоит вспомнить хотя бы Дворец культуры имени Кирова, построенный в 1932–1937 гг. архитектором Н. А. Троцким. Это величественное здание напоминает бороздящий море лайнер. Кстати, «бау» Питера сейчас тоже находится под угрозой, – вспоминает Виктор. Но в «баукинусе» конкретика бытия переводится в фон. Натуралистическое знание о предмете подстегивает фантазию и возбуждает эстетические чувства, фотографичность натуры – лиризуется. Наконец, романтическая увлеченность предметом становится влюбленностью, подобно чувственному влечению к Галатее.

Ожидание мечты

В свой «баукинус» художник вводит мягко, естественно, интеллигентно, не подавляя наезжающим крупным планом, в котором мир неправдоподобно сужен до одного предмета – угла дома, балкона, лестничного пролета, ограничивая твою фантазию лаконизмом якобы неисчерпаемой данности.

Его город лаконичен, но не локализован. Его взмывающие дома-корабли с полукружьями балконов-палуб устремлены в фантазийное пространство и не покинут города без своей Ассоль. Вообще, лирический мотив юных девушек, символизирующих торжество жизни, весны, любви, – один из составляющих «баукинуса». Бескомпромиссное, стоическое ожидание мечты сообщает фигуративным композициям, созданным на фоне архитектурного «бау», особую духовность, открытость, непосредственность. Это эмоциональное состояние нередко граничит с юношеской угловатостью как символом романтической чистоты и дарит вечную юность городу по имени «баукинус».

Так когда-то совсем еще молодым человеком Виктор входил в гулкие залы Эрмитажа, работая в отделе реставрации мебели. «Проходя по этим залам в понедельник – выходной день в Эрмитаже, можно было побыть наедине с истинной красотой. Полтора года до армии находиться в атмосфере этого чудесного музея – редкая удача, которая выпадает не каждому», – вспоминает В. Кинус. Не потому ли в его фантазийном «баукинусе» уже не вспугнуть мечты? Всегда есть мачта, за которую ухватишься рукой или зацепишься развевающимися волосами, в какую бы качку ни попал.

Это как окно дома, в котором он вырос, выходившие на набережную Невы. Это ощущение близости ее непокорства. Дыхание балтийского ветра, подстегивающее романтическую тягу в непознанное. Это генетическая память, предопределившая метафорическое восприятие мира и воссоздание его на холсте, когда свет и цвет преломляются в ломких гранях плоскостей и объемов, переходя в многоструйную целостность художественного образа, уводящего в мир прекрасного.

Это решается не только за счет живописных средств, но и за счет очеловечивания композиционных решений. Художник вписывает в архитектурный «баухауз» логически несовместимые, на первый взгляд, предметы из сферы современного обыденного мира. Здесь может присутствовать всё что угодно. Вот, к примеру, натюрморт «Гранатовый балкон». Художник не раз признавался в своей любви к красному, не потому ли весь мир вокруг воспарил гимном гранатовой зари над пылающими плодами.

А вот салонные красавицы – белоголовые каллы с легкомысленно вздернутыми носиками. Ну как же любопытно всё, что есть вокруг!

Как авторский римейк – молодая женщина с изящным букетиком анемон в руках. Она кокетливо забросила одну ногу на другую. До чего же стройны эти ножки в лодочках на шпильках! Она как фея, находящаяся в антураже несуществующего пространства, хотя и окружена предметами реальной повседневности.

Девушка в голубом выхвачена лунным лучом из сини урбанистической ночи. Голубые глаза, голубые волосы, голубое платье, голубая чашка и голубой кофе... Она даже не ледяная, а просто такая лирически особенная в окружающем ее романтическом сюре голубого города. В созданной В. Кинусом всепокоряющей мистификации читается единственная художественная истина – не осквернить неизреченной Джульетты, оказавшейся в тель-авивском кафе первой трети ХХ века.

Такова тайна образно-стилистического синтеза воображаемого и реалистического в искусстве, заряжающего радостью общения с красотой мира, в котором детали натуралистического «бау» преображаются творческим воображением художника. Не случайно арткритик Г. Островский в своей статье о В. Кинусе замечал: «Художник остается верным своему призванию и не пытается соответствовать модным поветриям или жестким правилам игры на художественном рынке. Наверняка он что-то на этом теряет, но и сохраняет неизмеримо большее – свою творческую индивидуальность, свое видение и чувствование окружающего мира. Эта традиционность в лучшем смысле этого слова позволила В. Кинусу преодолеть однозначность правдоподобия, выйти на уровень куда более современного понимания содержательных и формальных задач живописи. При этом художник отстаивает жизнеспособность фигуративной живописи, натурного видения как первоэлемента творческого процесса, подлежащего кардинальному преображению.

В. Кинус следует уходящим своими корнями в Серебряный век русского искусства традициям петербургской школы с присущими ей профессиональной культурой, строгим чувством меры, вкуса, художественного такта».

Вот такой он, «баукинус», в котором горластый граммофон и унылый контрабас молчат до времени в своих звукогрезах. Но прикоснись внезапно смычком к струне или иглой к пластинке – и вырвутся интонации, очищенные от всего наносного, как результат иного типа познания бытия. Они пробиваются сквозь углы и окружности, словно вычерченные чертежными инструментами, в придуманном художником эстетически условном и одновременно существующем ТельАвиве, Иерусалиме, Санкт-Петербурге... Здесь балконы вздымающихся домов визуально будто сталкиваются друг с другом, как люди. Но их выступы закруглены, и в этой округлости – ощущение покоя. Да и существуют они в художественно сконструированном полукружье дорог, клумб, раскрывшихся зонтов.

Картины, как и люди, бывают добрыми и не очень. Одни притягивают к себе, другие отталкивают. «Романтический сюрреализм» В. Кинуса – светлый по внутреннему состоянию, вложенному в гармонию цвета. Это живопись, изначально благорасположенная к зрителю и окружающему нас миру. Глубоко прав был Г. Островский, писавший, что «в наше время, когда глубокий и затяжной кризис многих эстетических и гуманистических ценностей поставил искусство на грань самоуничтожения, искусство такого рода обретает особую значимость. Живопись В. Кинуса нередко изысканна по мотивам и цвету, но в то же время в ней нет снобистской элитарности. Напротив, она ясна, понятна и открыта навстречу зрительским реакциям».

Не случайно картины Виктора Кинуса можно увидеть в частных собраниях Испании, Франции, Англии, Голландии, Италии, США, Канады, Германии и, конечно же, Израиля и России, как те самые эстетические ценности, что «не подвержены коррозии или девальвации».
 

ФИО*:
email*:
Отзыв*:
Код*

Связь с редакцией:
Мейл: acaneli@mail.ru
Тел: 054-4402571,
972-54-4402571

Литературные события

Литературная мозаика

Литературная жизнь

Литературные анонсы

  • Дорогие друзья! Приглашаем вас принять участие во Втором международном конкурсе малой прозы имени Авраама Файнберга. Подробности на сайте. 

  • Внимание! Прием заявок на Седьмой международный конкурс русской поэзии имени Владимира Добина с 1 февраля по 1 сентября 2012 года. 

  • Афиша Израиля. Продажа билетов на концерты и спектакли
    http://teatron.net/ 

Официальный сайт израильского литературного журнала "Русское литературное эхо"

При цитировании материалов ссылка на сайт обязательна.