”Это он научил Тевье Молочника так хорошо говорить по-русски»
Спасибо тебе, городок на Каме-
Глубокий
Надежный советский тыл,-
Что с нашей прозою
И стихами
Ты нас не обидел
И приютил.
В 1941-1943 –м годах в городе Чистополе, который стоит на реке Каме, между городами Набережные Челны, Елабугой и Казанью находилась писательская колония.
Там жили 60 семей членов Союза советских писателей, эвакуированных из Москвы в августе, потом в октябре 1941 года.
Чистополь сыграл особую роль в истории литературы периода Второй мировой войны, став, как писала Маргарита Алигер, «военным пристанищем советской литературы».
Писательница Ольга Дзюбинская вспоминала: «В памяти хранится не просто образ города, а Чистополь с его бытовой прозой, горем и потерями, безнадежным ожиданием писем с фронта и, да не покажется это странным, со своей немеркнущей поэзией. Без этой поэзии я не представляю себе город. Поэты, прозаики, музыканты, художники – такой подлинно творческой среды потом не было даже у тех, кто связал свою жизнь с литературой и искусством».
Перелистываю книгу «Чистопольские страницы», издание 1987 года. Одним из составителей книги была учительница русского языка и литературы, краевед Нина Степановна Харитонова.
В этой книге мы впервые узнали некоторую правду о войне в тылу. Нина Степановна разыскивала всех, кто жил в Чистополе, писала письма, работала с материалами, которые хранятся в городском архиве. Дети писателей и поэтов, став взрослыми и живя в разных городах России, отвечали ей своими воспоминаниями.
Книга эта, к сожалению, не переиздавалась, а в ней собраны воспоминания Николая Асеева, Ольги Берггольц, Виктора Бокова, Евгения Долматовского, Арона Эрлиха, стихи Якова Кейхауза, Бориса Пастернака, Марии Петровых, Арсения Тарковского, письма Ильи Сельвинского, Василия Гроссмана, Бориса Пастернака. Дневник Николая Виноградова–Мамонта, «Страницы из Ленинградского дневника» Веры Инбер.
Нина Степановна Харитонова и сейчас переписывается с теми, кто помнит этот чистопольский «надежный тыл» 1941-1943 годов.
«ДВА ДНЯ ДЕСЯТИЛЕТИЯМ РАВНЫЕ»
Так случилось, что в августе прошлого года Нина Степановна Харитонова стала моим экскурсоводом по Чистополю. Я была приглашена на четвертую Международную конференцию в Елабугу, посвященную поэту Марине Цветаевой. «Марина Цветаева в контексте культуры Серебряного века». Конференцию устраивал Елабужский Государственный университет, приглашение пришло от проректора по научной работе профессора Надежды Валеевой.
- Аида, вот ты написала книгу «И с просьбой о любви», где в одной из глав рассказала, как в 1976 году пешком по льду через Каму пришла в Елабугу, искала могилу Марины Ивановны Цветаевой и дом, где она прожила десять дней и покончила жизнь самоубийством, – сказала Надя. - А в Чистополе ты не была, туда ведь ездила Марина Ивановна из Елабуги.
- Я знаю. Марина Ивановна провела в Чистополе два дня, нельзя утверждать, что те встречи, которые состоялись тогда в этом городе, как-то изменили душевное состояние Марины Ивановны, но если можно туда добраться, я буду тебе, Надя, очень благодарна.
И вот на автобусной станции города Чистополя я встречаюсь с очень добрым и очень насквозь видящим тебя человеком – Ниной Степановной Харитоновой.
- Пешком или на машине вы собираетесь знакомиться с городом?- спрашивает она меня
И мы начинаем наш пеший ход…
- Покажите мне дома, куда заходила Марина Ивановна 25 августа 1941 года, какой дорогой шла, - прошу я Нину Степановну, и она протягивает мне книгу Веры Чикриной: «Два дня десятилетиям равные», учительницы русского языка и литературы Чистопольской школы, дочери Нины Степановны, которая в школе создала музей книги «Чистопольские страницы». Книга становится моим добрым путеводителем.
Цветаева, сойдя на берег, шла по булыжной мостовой и, наверное, спешила узнать, почему Флора Лейтес не отправила ей обещанную телеграмму,- разрешат ли прописку в Чистополе. Может быть, ей хотелось скорее встретиться с Николаем Асеевым, чтобы самой поговорить, сможет ли она с сыном устроиться в этом городе..
Большую часть дня Марина Ивановна провела с Лидией Чуковской. Заходила к Берте Горелик и Елизавете Бредель, была у матери Долматовского и предложила ей купить клубки гарусной шерсти, которые принесла с собой, та купила.
Ночевала Марина Ивановна в писательском общежитии, в комнате, где жила Валерия Владимировна Навашина (жена К.Паустовского).
26 августа. На заседание Совета эвакуированных Марина Ивановна была приглашена, ее попросили объяснить, почему она хочет жить в Чистополе. И она попыталась сказать, что Чистополь ее привлекает тем, что здесь много знакомых писателей, а главное - есть интернат для детей писателей, значит, ее сыну Муру –Георгию Эфрону будет хорошо, у него будут друзья. «По словам Гедды Шор (дочери поэта М.И.Ивенсон) в интернате дети жили сравнительно благополучно. «Мы не знали бытовых тягот эвакуации. Крыша не протекала, комнаты отапливались. Да и кормили нас по тем временам неплохо, пусть не досыта».
Прописку Марине Ивановне разрешили, «за» проголосовали Абрам Борисович Дерман, Петр Андреевич Семынин, Вера Васильевна Смирнова, Николай Николаевич Асеев (письмом).
Против голосовал Тренев.
Марина Ивановна дала телеграмму Муру в Елабугу: «Ищу комнату. Скоро приеду». И вместе с Лидией Корнеевной Чуковской она подошла к ее дому - улица Р.Люксембург, 20. Нина Степановна показала мне этот дом, потом мы пошли на улицу Бутлерова, дом 50, здесь жила семья драматурга Шнейдера. Марина Ивановна хотела здесь найти себе жилье. В семье Шнейдеров она отдохнула, пообедала и даже читала стихи. Татьяна Алексеевна успокоила ее своим радушным приемом. «И Марина Ивановна,- пишет Вера Чикрина, - помолодела похорошела, стала меняться на глазах». По просьбе хозяев было прочитано стихотворение «Тоска по Родине».
Условилась встретиться вечером с Лидией Чуковской, но на встречу Марина Ивановна не пришла.
Н.Г.Типот вспоминала, что Марина Ивановна снова пришла в писательское общежитие, в комнату, где жили Наталья Соколова и Жанна Гаузнер (ее М.И.Цветаева знала еще по Парижу).
Остается загадкой, с кем еще встречалась Марина Ивановна, заходила ли снова к Асееву, о чем говорила с Гаузнер, о чем говорила с Е.А.Санниковой, которую вероятно тоже навестила, так как знала ее еще в 1940 году в Москве.
Есть свидетельства, что когда зашел разговор о писательской столовой, Марина Ивановна сказала: «А я буду мыть посуду», и тут же написала заявление.
Этот документ датирован 26 августа 1941 года.
На пароходе, когда плыли из Москвы в Елабугу, Марина Ивановна говорила Берте Горелик: «Могу мыть посуду, могу мыть полы, быть санитаркой, сиделкой». В письме Имамутдинову, которое она отправила из Казани в Союз писателей Татарии, писала: «Кроме моей литературной профессии у меня нет никакой». Из разговора с Т.Сикорской в Елабуге известно, как Марина Ивановна говорила: «Не умею работать. Если поступлю – все сейчас же перепутаю. Ничего не понимаю в канцелярии, все перепутаю со страху.». А в Чистополе на пристани признавалась Е.Лойтер: «Ничего не умею делать, нет никакой профессии. Умею только каждый день сидеть за столом, можно и не за столом, за любой доской, лишь бы писать».
Вера Чикрина в своей книге утверждает: «Работы не было, не было не именно для Цветаевой, а просто не было. Особенно в августе 1941 года. Представьте глухой маленький провинциальный городок, население которого за считанные месяцы удвоилось. Именно таким было положение Чистополя после начала эвакуации, подобное происходило и в Елабуге. На весь город – одна двухполосная газета, местный радиоузел со штатом в пять человек, небольшой краеведческий музей, библиотека, несколько школ, где уже работали местные жители.
На что могли рассчитывать поэты, прозаики, музыканты, художники, театральные критики, профессора, оказавшись в Чистополе? Они брались за все: работали в артели по изготовлению игрушек из папье-маше, воспитателями и нянечками в интернате и детсаде Литфонда, помогали в уборке урожая колхозам, ездили по деревням с лекциями и должность судомойки была нарасхват».
«Все хотели работать на кухне, - вспоминала Жанна Гаузнер, - поближе к пище, горячей пище, кипящему котлу».
Поэт Валентин Парнах, полжизни проведший в Париже, переводчик со старофранцузского, сидел при входе в столовую из-за возможности пообедать и называл себя дежурным.
Ольга Дзюбинская писала в своих воспоминаниях: «Он сидел на своем посту в серой летней шляпе с пришитыми байковыми ушами и царственно говорил одну и ту же фразу с непередаваемой интонацией классического театра: «Товарищ! Обратно. Вам все равно не подадут! Это – закрытая столовая».
…27августа Марина Ивановна Цветаева снова решила возвратиться в Елабугу. На пристани встретила Елизавету Эммануиловну Лойтер (жену поэта И.Френкеля) и попросила купить ей билет до Елабуги. В Израиле в Беер-Шеве живет дочь Елизаветы Эммануиловны Марина Ковальская.
Когда я спросила: «Мама что-нибудь рассказывала об этой встрече? - Марина ответила: «Я была маленькой и не помню. Мама говорила, что Марина Ивановна была в очень отчаянном состоянии».
.Теперь - догадки. Если бы она чуть-чуть продержалась, в Чистополь в октябре приехали Борис Пастернак, Константин Федин - они бы помогли. Но этого не случилось.
И хотя с того рокового дня -31 августа 1941 года, когда смерть подала ей веревку и крюк, - прошло 67 лет, все равно тянет узнать, доискаться, доспрашивать, нащупать хотя бы какую-нибудь маленькую ниточку. Что привело М.И.Цветаеву к этому роковому шагу… Какая скрыта тайна в этих трех днях, которые Марина Ивановна провела в Чистополе и есть ли эта тайна?
Мы смотрим с Ниной Степановной вопросительно друг на друга и продолжаем нашу экскурсию от дома к дому, от одной истории к другой.
«ОЗНАЧИТСЯ, КАК СВЕТ В ЛЕСУ, ИНОЕ ВРЕМЯ»
- Здесь жил Илья Сельвинский, здесь Долматовский, это окно дома, где квартировал Эдуард Багрицкий. Вот Мемориальная доска на доме по улице Володарского – здесь жил Николай Асеев. Тут - Тренев, здесь, на углу - Валентин Парнах. А это дом-музей Бориса Пастернака, - рассказывает Нина Степановна.
Здесь, в этом доме, Б.Л.Пастернак пытался осмыслить «ход веков» и даже написал пьесу «На этом свете», потом он почти все уничтожил, оставив 3-ю и 4-ю сцены первого действия и впоследствии использовал их в «Докторе Живаго». В одном из писем сообщал: « Мне странно, что многие живущие здесь писатели ноют и жалуются и не могут оценить тех благ, которые им дала эвакуация в отношении приобретения внутренней независимости. Я уверен, что буду навсегда благодарен Чистополю за одно это… Я до безумия необозримо счастлив открытою, широкою свободой отношений с жизнью».
Дом учителя.
Поднимаемся по лестнице, которая помнит всех этих писателей. В большом зале в углу – рояль – на нем играл юный Станислав Нейгауз. Сцена – здесь шли спектакли, которые ставила актриса МХАТА Ангелина Иосифовна Степанова. Артистами были Агда и Гедда Шор, Татьяна Сельвинская, Елена Кайранская, Цицилия Воскресенская, Нина Федина, Юрий Томашевский.
- Видите, табличка, – говорит Нина Степановна, – радиокомитет. Это гордость Чистополя. Сюда приходили эвакуированные писатели летом и зимой 1941 и 1942 года и читали не только сводки новостей, но и свои рассказы и стихи.
Годы чудятся веками,
Но нельзя расстаться нам,
Дальний Чистополь на Каме,
На сердце горящий шрам.
Это стихи Марии Петровых. Вот как она вспоминала годы эвакуации. «Это было трагическое и замечательное время. Это было время необычайной душевной сплоченности, единства. Все разобщающее исчезло. Это было время глубокого внимания друг к другу.».
Я долго стояла возле этого дома. На мемориальной доске было написано: «Здесь с 1941 по1943 годы работал писатель М.А.Шамбадал». Отсюда Марина Ивановна отправляла Муру телеграмму в Елабугу. И вдруг Нина Степановна сказала: «Не знаю, была ли знакома Марина Ивановна с Михаилом Абрамовичем, но если бы она его встретила, он бы обязательно чем-нибудь да помог.».
- А кто он? – спросила я.
- Первооткрыватель Шолом-Алейхема. Это он научил старика Тевье так хорошо говорить по-русски.
- Он переводил Шолом-Алейхема с языка идыш?
-Да. Его дочь живет в Аше, вы должны знать этот город, это в Челябинской области. Вот адрес.
Представляете мое состояние. Я по приезде в Израиль звоню в Ашу и знакомлюсь с Изабеллой Михайловной Шамбадал. Начинается наша переписка по электронной почте. И я получаю биографию писателя, переводчика, поэта, фельетониста Михаила Абрамовича Шамбадала.
Эту автобиографию Михаил Абрамович писал к своему 70-летию. Вечер должен был состояться в 1961году в Союзе писателей Москвы, но не состоялся из-за болезни писателя.
«Я родился 6 августа 1891 года в городе Гомеле (Белоруссия) в семье служащего – бухгалтера.
Отец - человек весьма эрудированный в области иудаики и в тоже время страстный поклонник русской классической литературы, сумел привить нам, его детям, интерес к русской культуре, к корифеям русской классики и к их бессмертным произведениям.
В пять лет меня определили в так называемый хедер – еврейское религиозное училище, в котором я проучился до 10 лет. А в десять лет поступил в Гомельское Городское училище, которое окончил в 1906 году. Дальнейшие мои попытки поступить в гимназию успеха не имели, так как существовала процентная норма для евреев, и меня не принимали. К тому же семью, в которой было шесть человек детей, отец на свой скромный заработок прокормить не мог. И мне пришлось начать работать».
Михаил Абрамович работал в Гомеле, Вильнюсе, где печатался в молодежном журнале «Молодые порывы», здесь публиковались его первые юмористические рассказы. А в1916 году ему разрешили сдавать экстерном экзамены на аттестат зрелости, и он поступил в Петроградский университет на историко-филологический факультет. Здесь он проучился до 1919 года.
В Москву приехал в 1925 году и стал работать в «Комсомольской правде» и других газетах, где печатал свои фельетоны под псевдонимом «Михаил Камчадал». Была в биографии Михаила Абрамовича и история, связанная с радио, он читал свои фельетоны по радио, был радио-консультантом.
«С1927 года начинается моя переводческая работа: в Гослитиздате, в издательствах «Пучина», «Федерация», «Московское товарищество писателей» в журналах появились первые мои переводы Шолом-Алейхема на русский язык. Этой работой я занят и сейчас. В1951 году Правление ССП СССР направило меня в Йошкар-Олу для оказания творческой помощи марийским писателям - прозаикам, я переводил главным образом произведения М.Шкетана, других марийских писателей (В.Юксерна, Айзенворта, С.Николаева)».
Болезнь не дала возможности Михаилу Абрамовичу продолжить переводческую работу.
Так случилось, что одна из страниц биографии М.А.Шамбадала была связана с Чистополем. Эвакуация - с осени 1941 по июнь1943 года. Мы уже знаем - он работал в радиокомитете города.
Каждый день жители города ждали того часа, когда в репродукторе раздавалось: «Говорит Чистополь» О новостях сообщали в своих репортажах Нина Бем, Абрам Борисович Дерман, а вот о том, что делается в совхозах и деревнях, фельетоны в стихах читал М.А.Шамбадал, он не расстался и в эти годы со своим псевдонимом «дед Камчадал».
Главный редактор радио Надежда Чертова вспоминала: «Дымя махорочной самокруткой и покашливая Михаил Абрамович обрабатывал деревенский материал о колхозных делах, писал на деревенскую тему фельетон или раешник с профессиональным умением, остроумием, по-доброму насмешливым и читал на радио.»
У него было трое ребятишек, жена. Жить было трудно.
. И Чертова однажды позвонила в колхоз и попросила: «Дайте ему мешочек муки, его семья голодает».
А ему поверяли свои проблемы молодые сотрудницы радио, рассказывая о трудностях семейной жизни, он утешал их, читая свои стихи.
Замечательно живет
В зоопарке бегемот!
У него огромный рот,
А забот - наоборот!
Что делать бегемоту?
О чем ему тужить?
Живет - забот не знает,
Живет совсем один.
Его не посылают за хлебом в магазин…
Ну, а я – не бегемот,
И забот – полон рот.
«Когда мы вернулись из Чистополя в Москву, - вспоминает Изабелла Михайловна, - мне было семнадцать лет. Папа спросил: «Что же тебе дочь Белла подарить?» Я ответила: «Напиши мне, папа, стихи» И папа написал.
Дочери
Моя родная девочка! Моя голубка Белла!
Сегодня в день, когда тебе семнадцать лет,
Я так хочу, чтоб ты сберечь сумела
Весь юный пыл души, которого прекрасней нет!
Книга лирических стихов М.А.Шамбадала называется «Я сегодня в весь мир безотчетно влюблен».
А детская - «Стихи и сказки детям». Он этих книг не увидел. Почти через восемьдесят лет их издала его дочь, работая в архивах города Чистополя, в доме-музее Бориса Пастернака.
Краевед Нина Степановна Харитонова к 105-летию со дня рождения М.А.Шамбадала подготовила выставку, посвященную его творчеству. И, открывая ее, сказала: «Кто такой писатель Шамбадал?
Ровесник М.Булгакова, О.Мандельштама. Современник К.Паустовского и Б.Пастернака, А.Ахматовой и М.Цветаевой, М.Волошина и Э.Эренбурга, тех многих, кого мы называем представителями блистательной плеяды поэтов Серебряного века.
«Дед Камчадал» вошел в наш быт в 1941-1943 годах. Слушая его выступления по радио, мы представляли его стариком, с бородой и в валенках, а когда увидели на сцене, (он играл в спектаклях в Доме учителя) перед нами появился молодой человек».
Чистопольское радио без Шамбадала представить невозможно. Однажды он читал рассказы Шолом-Алейхема, которые перевел с языка идыш на русский. В одном из рассказов фигурировал еврей мошенник. В студии во время чтения раздался телефонный звонок-звонила председатель чистопольского горсовета Мария Тверякова. Раздраженным голосом приказала: «Прекратить это чтение. Что вы мне тут антисемитизм разводите!»
Ей стали объяснять, что читаются произведения великого классика, и никакого антисемитизма тут нет, и что читает еврейский писатель. Но Тверякова ничего не поняла. А Шамбадал написал после этого эпиграмму:
Мария, бедная Мария!
Краса прикамских дочерей,
Не знала ты, какого змия
Пригрела на груди своей.
Через пять лет после возвращения из Чистополя в Москву Михаил Абрамович прислал для городской газеты очерк «Руку, товарищ» и спрашивал, дадут ли ему эфир, если вдруг он надумает приехать в Чистополь?
Однажды он написал:
Я трест мемориальных досок
Здесь предлагаю учредить…
Каких светил и корифеев
Ваш город спас от передряг:
Тренев , и Федин, и Асеев,
М.Исаковский, Пастернак.
Мемориальные доски действительно появились на домах в1985-1990 годы, благодаря усилиям и хлопотам Нины Степановны. А 22 сентября 2001года доска появилась и на здании почты, где располагался, радиокомитет и работал М.А. Шамбадал.
****
Дочь Михаила Абрамовича – Изабелла Михайловна стала инженером-энергетиком и в Ашу попала на строительство газопровода, да так здесь и осталась.
О ней в городской газете написал журналист Вячеслав Рождественский, где рассказал , что на стихи М.А.Шамбадала местный композитор Вера Степановна Курицына создала музыку и получилось 18 романсов. А к детской книге стихов ашинские ребятишки сделали иллюстрации.
В «Заколдованном портном», который переводил Михаил Абрамович, герой, обращаясь к читателям, говорит: «Сочинитель прощается с вами, добродушно смеясь, и желает вам, чтобы и евреи , и все люди на земле больше смеялись, нежели плакали…»
Поэтому Изабелла Михайловна, несмотря на свой преклонный возраст больше смеется, поет в хоре ветеранов Дворца культуры металлургов, издает книги отца, приезжает в Чистополь на встречи с учениками местных школ. И мне в Израиль прислала свои воспоминания о Чистополе.
«До сих пор волнуюсь, вспоминая встречу в Доме учителя с Верой Инбер. Она приехала из блокадного Ленинграда. Читала «Пулковский меридиан». Полный зал народу. В зале мертвая тишина, а слезы по лицу катились сами.
У этого страшного времени была своя замечательная особенность: плотно насыщенная и всегда востребованная культурная жизнь. Дня не проходило без какого-нибудь культурного мероприятия.
Сейчас, спустя почти семьдесят лет, трудно восстановить в подробностях, как проходили эти вечера.
Но вот встреча с Борисом Пастернаком не забудется никогда – он закончил перевод «Ромео и Джульетты» и читал нам.
Однажды, зимой 1943 года, после ужина мы все собрались в актовом зале интерната. Свет погас, зажгли керосиновую лампу и Стасик Нейгауз стал играть вальсы Шопена, потом пришла Елизавета Лойтер и тоже стала играть - рапсодии Ф.Листа. И вдруг в зал вошел Борис Леонидович. Снял шапку, стряхнул снег. И стал объяснять, что погас свет, керосина нет и свечи тоже. Все стали просить его почитать стихи. Он ответил , что стихов своих наизусть не знает, но может прочесть то, что только что написал, пока горела свеча.
Достал из кармана листок и стал читать:
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Все замерли – в этих двенадцати строчках оказалось все, что было в этот момент вокруг нас. Поразительно».
Но еще более поразительно то, что, когда я рассказала о писательской колонии в Чистополе жителям Реховота, мне передали материал, опубликованный в израильской газете «Новости недели» в 2005 году. Автор Марина Ковальская рассказывала о своем отце Илье Френкеле, она же была дочерью Елизаветы Лойтер и вместе с ней и семьей писателя Дмитрия Стонова находилась в Чистополе во время эвакуации. (Выше я уже написала, что Марина Ковальская живет в Беер-Шеве). Мы договорились с Мариной о встрече. Но это будет уже другая история.