СИНТЕЗ ЦВЕТА

СИНТЕЗ ЦВЕТА

Моя радуга. «Гений-случай»

Я пройду к тебе по радуге,
Пусть – подошвы опаля.
Только жди меня на палубе
Дождевого корабля...

Вот с такой радугой в сердце в шестнадцать лет мной были написаны эти стихи, ставшие через двадцать – песней с вальсовым мотивом, под который закружились на Нижней Волге бальные пары из ансамбля «Лотос», призера многих международных премий. Потом шаг «Каспийского вальса» дугами радуг пробрался в поэтику других стихов, образную ткань «Корабля эмигрантов» – романа, созданного мной на этой земле. Но та юная радуга так и осталась жить песней в городе моей малой родины – ощущением романтики дождевого корабля, не знающей времени в запечатленном слове. Тогда можно было успеть пробежать под семицветной дугой, вспыхнувшей в брызгах фонтана, пройти к двойным полосам света, в какой-то момент проникшим в пласты воды стоящего рядом с окошком аквариума, и рыбкой успеть проплыть сквозь них.
А потом как-то на автобусной экскурсии по северу Израиля ко мне подсела одна маленькая девочка и сказала, что радуга живет в Кинерете, а после дождя выпрыгивает на небо. И тогда неожиданно для себя я написала романтическую пьесу «Дети Радуги». В этой сказке-утопии дети всех цветов Радуги приехали созидать удивительную землю, утверждая на ней суть своих цветов в природе. Их цвета светятся естественным светом как частью ниспосланного свыше мира. И само их существование мешает Коричневому Злу. И Свет, конечно же, побеждает. Как знать, может, ради этого естественного для себя света и тянутся рассеянные колена на Землю Обетованную.
Я живу в Иерусалиме, где увидеть живую радугу не так-то легко, как у Кинерета. Но мне повезло. Я живу в районе Тальпиот Мизрах, со смотровой площадки которого открывается вид на крепость Старого города. Чуть подальше, на улице, названной в честь исторической дороги на Хеврон Дерех Хеврон, и находится та самая радуга – рядом с банком. Наверное, для надежности – в наши времена так и сохраннее!
Стало быть, цветаевский «гений-случай» распорядился так, чтоб встречаться мне с радугой в городе Давида нос к носу, лицом к лицу, радужками глаз – с радугой.

«Радуга» мозаичиста

Панно под названием «Радуга» выполнено из глазированной керамической плитки – длиной 15 метров и 5 метров высотой (1973–1974 гг.).
Открытое для обозрения, оно пробуждается и засыпает с солнцем и сродни природному пониманию сути мира. И всё рождается, как на белом листе или холсте, на ослепительно сияющей плитке, кажущейся в солнечный день еще белее под пронизывающим естественным светом.
Радуга – божественный образ, символизирующий связь между небом и землей.
Взаимодействие макро- и микромиров. Космическая фантазия, близкая эзотерическим медитациям в цвете. Цветовое ощущение иерархических законов универсума, которым подчиняется свет. Состояние Радости. Ритмическое свечение. То, что стоит над реальностью. Мост между прошлым с будущим. Небесные явления «гало», явившиеся землянам на подступах к новому тысячелетию в иллюминации геометрических очертаний. Райское блаженство, воцарившееся после всемирного потопа в мире, но в супрематических формах, стремительных линиях, динамичной композиции, цветовой перспективе, высвобожденном от лишних деталей пространстве. Энергия. Познание. Спокойствие. Одушевленный космос. Момент художнической Истины.
Мозаичное панно выполнено на белой мраморной стене в голубом, синем, зеленом и терракотовом цвете. Красные, оранжевые и желтые полосы обрамлены изумрудом и пурпуром. Цвет каждой дуги этого архитектонического творения небес связан с миссией во Вселенной и духовным миром человека.

Восток как спасение от соцреализма

Лев Сыркин – российский, израильский художник-монументалист, график – родился в 1929 году в Москве, выпускник факультета монументального искусства Московского высшего художественно-промышленного училища имени Строганова. «Моими учителями были П. Кузнецов, А. Куприн, С. Герасимов, – это тот задел, который позволяет потом развиваться в любом направлении, – вспоминает Л. Сыркин. – К тому же монументально-декоративное искусство – область менее зависимая от соцреализма с определенными взглядами». Всё это вкупе с природной одаренностью позволило Л. Сыркину стремительно расти, невзирая на те ограничения, которые мешали ходу естественного развития способностей многих его современников.
В период с 1957 по 1971 гг. в Москве и других городах Советского Союза, а также за границей Л. Сыркиным было создано более полусотни монументальных произведений в различных техниках и материалах. Росписи, мозаики, витражи, рельефы, резьба. Среди них наиболее значимы: роспись стен в зале приемов посольства СССР в Бельгии, в Брюсселе, выполненная совместно с Б. Тальбергом; рельефы главного входа Драматического театра в Новочеркасске; мозаика во Дворце культуры в Златоусте; панно «Природа» в Зале торжеств в Благовещенске-на-Амуре; мозаика «Спираль жизни» фонтана в Абрау-Дюрсо; мозаичное панно «Пламя» в библиотеке пансионата Совмина СССР в Подмосковье; графические циклы «Люди и нелюдь», «Балаганчик», «Мой друг — Сатана», «Столикая Россия» и другие. Знаток и ценитель шедевров декоративного искусства, Лев Сыркин участвовал и в реставрации архитектурных памятников – восстанавливал поврежденную в годы Второй мировой росись на потолках в Екатерининском дворце (Пушкин), в соборах Московского Кремля. Параллельно писал много статей об искусстве, что во многом помогало осмыслению собственного творчества и развитию его определенных направлений.
«Я с интересом относился к древнерусскому искусству. Человек, родившийся в Советском Союзе, не предполагавший возможности выезда, должен был находить для себя эстетические точки опоры, позволяющие ему развиваться в условиях государства, в котором он живет. Политические прокламации в творчестве мне никак не подходили. Древнерусское искусство давало возможность работать, сохраняя естественность в круге возможных эстетических понятий и в то же время оставаться в определенно мере независимым от современной политики».
Но еще более притягательным для него стал Восток времен «Лейли и Меджнуна» Навои. Сама география бывшего Советского Союза давала такую возможность. Удивительные поездки в Азию. Города-легенды – Бухара, Самарканд. Они захватили молодого художника эмоционально. Дворцы и мечети времен Тамерлана, ротонды, медресе, минареты, открывающие обзоры с высоты птичьего полета. Они пробудили страсть к постижению декоративного языка Востока. Это был не Ближний Восток, но все-таки Восток! И это было то, что поощрялось как ориентализм в монументальных жанрах и позволяло творчески ощущать себя на профессиональном поприще.
Осмысление живописного орнаментального декора в средневековой архитектуре Средней Азии нашло отражение в научно-исследовательской работе «Кундаль», опубликованной в журнале «Декоративное искусство СССР» (1958, № 1). Изучение теоретической стороны вопроса помогло Л. Сыркину подойти к практической части возрождения утраченной старинной техники, в которой он достиг ювелирной виртуозности.
И здесь одному сон в руку, другому – память подспорьем. Перед отъездом в Израиль мы с приятелями решили хорошо пообедать. Все в один голос хвалили кухню ресторана «Узбекистан». Плов оказался таким, что пальчики оближешь. Но дело не в плове, а в плафоне, венчающем полукружьем пучки полуколонн. Это было нечто. Старинная орнаментальная вязь, математически соответствующая формальным правилам. Красота линий. Живописность красочной гаммы. Филигранность деталей. Под этим великолепным архитектурным шатром, наверное, не только плов, но всё кажется вкуснее.
И вот уже здесь узнаю: оказывается, в 1960–1961 гг. плафоны этого ресторана – равно великолепного дворца – были расписаны Львом Сыркиным, виртуозно овладевшим «кундалью». И старинная восточная техника стала художественной ступенью ощущения Востока, чтобы потом появилась «Радуга», с которой мне ныне дано встречаться.
Вообще, когда какие-то откровения западают в душу вместе с вкусным обедом, интерес к искусству, как правило, повышается, и вкус развивается, и всё помнишь, даже если увидел однажды. Плов и плафон – замечательное сочетание! Вот такой «гений-случай».

«Я вам не должен». Родовое древо Сыркиных

В 1972 году, будучи востребованным художником и весьма преуспевающим по меркам Советского Союза человеком, с первой возможностью Лев Сыркин выезжает в Израиль – выезжает в неизвестность, ничего не зная о стране и ее ментальности. Ну не было в те времена никакой информации о современном еврейском государстве даже для тех, чьи прямые родственники были основателями сионизма. В стране Советов всё решали «листы дел», а листы родового древа? Что с них спрос – ни прожилочки мало-мальски полезной информации о Земле Обетованной.
И все-таки... «Я знал об Израиле главное – это еврейское государство, – вспоминает художник. – Других причин для отъезда у меня не было».
В автобиографической книге «Я вам не должен» (Иерусалим, 1987) Лев Сыркин подробно рассказывает о сионистских корнях своего родового древа – не воспринимающего в частной жизни прививки других времен и родов.
Сионистские традиции были в роду семейными, как устои единственного осмысления себя в мире. Чтобы понять их глубину, достаточно напомнить, что дядя Льва Сыркина, двоюродный брат его отца Нахман Сыркин, бывший родом из состоятельных торговцев и прославленных раввинов, – стал первым идеологом и лидером социалистического сионизма.
Это было поколение образованных евреев, поглощенных осмыслением еврейского вопроса. В конце 19 века в России ситуация складывалась таким образом, что многим сионистам из-за национального бесправия и нередко полицейских преследований приходилось покидать страну. И они уезжали, но эмоционально оставались привязанными к России, ее языку и культуре. Не случайно, где бы они ни оказывались, как правило, тут же вступали в землячества выходцев из России или организовывали их.
В «Электронной еврейской энциклопедии» читаем: «[Нахман Сыркин] сразу же вступил в землячество студентов-евреев из России, обучавшихся в Берлинском университете, и принял активное участие в создании Еврейской научной ассоциации (из этой среды вышли также Х. Вейцман, Ш. Левин, Г. Леве, Л. Моцкин и др.)». В этом эпицентре неукротимых идеологических столкновений между сторонниками национального и социального путей освобождения своего народа и сложился личностно Нахман Сыркин, основатель того социалистического сионизма, который привел в 1948 году к созданию государства Израиль и в последующие 30 лет определял всю внутреннюю и внешнюю политику страны.
«В 1951 году останки Нахмана Сыркина были перевезены в Израиль и захоронены на кладбище квуцы Кинерет, где покоятся и несколько других выдающихся деятелей социалистического сионистского движения. Его именем названо основанное в 1936 году близ Петах-Тиквы поселение Кфар-Сиркин, а также многочисленные улицы в городах и поселениях страны».
Я остановилась на личности Нахмана Сыркина для того, чтобы напомнить, что все улицы Сыркина во многих городах современного Израиля – это улицы, названные по имени дяди художника. А еще хотелось показать глубинные истоки сионистских корней, которые искони свято чтились в семье Сыркиных, для которой сама возможность жить в еврейском государстве была неписаной идеологией их жизни.

«Видения во время битвы». Война Судного дня

Лев Сыркин прибыл в Израиль по убеждению, хотя среди его близких никто не был расстрелян, никто не был репрессирован, никто не отбывал срока и вообще не подвергался гонениям по пятому пункту. Можно сказать, что память семьи о сионизме начинала обретать оттенок легенды – пусть даже с достоверными корнями.
Жизнь Льва Сыркина в Израиле началась с материализации легенды, проверки убеждений на прочность. В 1973 году, через год после репатриации, вспыхнула война Судного дня. Сыркин вызвался добровольцем на фронт. К тому времени ему было 44. В призывном пункте четко ответили: «Если будем посылать таких, как ты, на передовую, Израилю не уцелеть. Чтобы сломать хребет врагу, нужны подготовленные и обученные молодые».
Но потребность Льва Сыркина лично участвовать в истории своего государства была такова, что он не мог оставаться в стороне. Вместе с друзьями он вызвался заменить призванных в армию пекарей из соседней пекарни. Они выпекали хлеб, жертвуя заработанные деньги Комитету помощи солдатам. В свободные минуты он рисовал. Так появилась серия сюрреалистических работ, представлявших войну как гибель надежды, любви и братства людей. Автоцинкографии. Трагические, обобщающие. Не бывший в бою, в графических листах он запечатлел свои «видения во время битвы». И было в этом обретение реализованной цельности и бескомпромиссности, которую он не мог позволить себе в России. Это был уже его «хребет» в стране его народа, победа которого воспринималась им и собственной победой.
По окончании войны художник продолжил работу над циклом. К каждому из рисунков он подобрал соответствующий текст из Танаха. Вышел в свет альбом «Видения во время битвы» с предисловием Мирьям Таль и Фреда Гольдштейна на иврите, английском и французском языках (1973). Это единственное художественно осмысленное отражение событий войны Судного дня, созданное за дни военных действий. Заметим, что сама техника автоцинкографии позволяла определенное тиражирование работ (до 200 экземпляров). В типографии работали также энтузиасты-патриоты, выпустившие книжку бесплатно. Книжка с автоцинкографиями Льва Сыркина разлетелась по многим странам.
И было это в жизни реальной, ощущение которой поначалу восполняло недостаточные возможности проявления себя в монументальном искусстве Израиля. Свобода всегда стоит дорого...

К себе через Сион. «12 колен Израилевых»

Он мечтал быть востребованным как художник-монументалист в Израиле. Мечтал воплотить в эпической монументальной работе праисторию соплеменников – как историю могучих прародителей и себя, историю, начавшуюся с любви и благих помыслов. Он всё это любил от рождения и хотел передать эти чувства, эмоциональную спираль ощущений. Взглянуть – обозреть общее – отпустить в себя – вернуться. Вернуться к себе свободным – через историю Сиона, через еврейство.
Такой работой становится его фреска «12 колен Израилевых» в лекционном зале Бар-Иланского университета (10 х 4 м, 1974). Она завораживает цветами – от золотистого до умбры в царственной гармонии с архитектурой университетской аудитории. Л. Сыркин покрывает стену причудливой вязью разного размера прямоугольников цвета охры. Затем обрамляет их так, что они напоминают стену, сложенную из рельефных камней, словно Стену плача. Таков визуальный эффект фрески. Но аллегорически каждый камень на ней соответствует одному из двенадцати колен Израилевых. Им суждено обрести себя, став единым народом на своей земле. Символы колен на фреске соотнесены с факультетами университета: растительный и животный мир, снопы пшеницы, весы правосудия, медицинские инструменты, научные приборы, архитектурные планы. И всё это работает художественно, эмоционально побуждая вернуться к себе.
За время творческой деятельности в Израиле (а это почти 40 лет) Львом Сыркиным создано более сколько? произведений искусства в различных монументальных жанрах, запечатлевших или художественно интерпретирующих священные образы и еврейские традиции: рельеф «Отпусти народ мой» в Государственной компании медалей и монет (Иерусалим, 1978), мозаика в синагоге «Охел Я‘аков» (Рамат-Ган, 1976), мозаики «Жизнь» (школа имени Гинцбурга, Явне, 1977–78), «Звулун» во Дворце молодежи в Акко (1978), «Вода» и «Огонь» (заводы Мертвого моря, Сдом, 1979–81), рельеф «Слава» и «Вечность» (Яд ле-баним, Иерусалим, 1983), три мозаичные стены «День и ночь в раю» (в здании администрации заводов Мертвого моря, Сдом, 1982–84, 1995), а также многие другие работы. Немало мозаик и витражей Л. Сыркина находятся в США и Франции.
В 1980 г. Сыркин избран членом Итальянской академии искусств (Парма-Кремона), его творчество отмечено почетными призами и наградами. Избирает его своим членом, удостаивая Золотой медали, и Итальянская академия искусств и труда. В 1982 году Международный парламент безопасности и мира (США) награждает его Золотой медалью за заслуги в искусстве. Его имя входит в международный список наиболее выдающихся деятелей 1995 года в области монументально-декоративного искусства. В 1996 году Лев Сыркин получает премию американского фонда Гузика за успешную многолетнюю деятельность.

Синтез цвета

Сегодня мой путь вновь проходит вдоль «Радуги» Льва Сыркина.
Я уже столько знаю об авторе. Я знаю его лично.
И подростковые стихи словно и не приходят на ум, зато всплывают в памяти строки Гете: «Такое небесное явление, как радуга, являющая собой первообраз, не может не обнаруживаться также и в человеке», «Радуга – самое сильное чувственно-очищающее воздействие цвета на человека» (цит. по: Тереза Версполь «Возникновение и тайны радуги с точки зрения гетеанизма и антропософии»).
Смотришь и переживаешь в себе сущность этого моста цвета в эстетике общечеловеческого восприятия и нюансах настроений, схваченных художником в красном пульсирующем движении, оранжевой энергии огня, желтой вспышке озарения, зеленой осязаемости природы, голубом постижении пространства, синем шторме стихии, фиолетовом мироздании. И захватывают в слиянии круговорот мира и круговорот в собственной груди.
И всё живет! И всё откликается, потому что в сердце каждого из нас своя радуга. Мы несем ее в себе. Но не знаем, когда она сольется с Радугой Всевышнего так, как слилась в творении Художника – синтезе материалистического и духовного.