ЗВЕЗДА ЩЕКИ МОЕЙ КАСАЛАСЬ
* * *
Музыка весенняя берёз,
звонкая, зелёная, шальная,
за душу пронзительно берёт.
… Улетела юность озорная.
Я едва успел открыть окно
и едва сирень зашелестела,
как внезапно, дерзко, озорно
улетела юность. Улетела,
может быть, в кочующую даль,
вдаль, с тревожным именем «Утрата».
Ну и пусть! Нисколько мне не жаль,
что навечно канули куда-то
самые безумные года,
самые счастливые минуты,
самые – со свистом – поезда,
самые – с надеждами – маршруты.
В грохоте лукавых майских грёз
раздаётся, громы заглушая,
музыка весенняя берёз,
звонкая, зелёная, шальная.
* * *
Декабрь лютует, лютует
и снег под ногами хрустит,
как будто зима салютует,
как будто бы осень грустит.
И в этих морозах суровых
понять и увидеть должны:
глаза – неизбежность сугробов,
душа – неизбежность весны.
* * *
Года минутами шурша,
блуждают где-то в мирозданье,
где бродят первые свиданья
и в сны приходят не спеша.
И в этой лунной тишине
звезда щеки моей касалась,
а мне, наивному, казалось:
ты возвращаешься ко мне.
* * *
Правдивы только зеркала…
Они не льстят, не унижают.
Они бесстрастно отражают
и чувства наши, и дела.
Твой взгляд, из зеркала маня,
коснулся трепетно, чтоб снова
я ощутил – из времени другого
с надеждой смотришь на меня.
В том времени, где ты была,
мне недоступен мир зеркальный
получужой, холодный, дальний…
… Правдивы только зеркала.
* * *
А мне казалось: я бессмертен!
Вот так и буду жить и жить.
И дням бесчисленным на смену
другие станут приходить.
Мы только в детстве вечно живы,
но подрастаем и тогда
вдруг понимаем, что транжирим
невозвратимые года.
И вот однажды среди ночи
проснусь и захлебнусь тоской:
о как пронзительно короче
стал срок, отпущенный судьбой.
И я пойму, что всё уходит,
что есть последняя весна.
И растранжиренные годы
мне отомстят за всё сполна.
* * *
Нине
В январе вовсю морозы,
мы опять в плену стихий.
Ухожу я в дебри прозы,
забываю про стихи.
Словно окна забиваю,
словно с прошлым расстаюсь.
Забываю, забываю,
лишь тебя забыть боюсь.
На душе слегка тревожно,
грусть, как изморозь светла.
И снежинка осторожно
на лицо твоё легла.
И мороза паутинки,
словно сети января.
В этой жизни мы снежинки,
чур, растаю первым я.
ЛОШАДИ
… Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.
Вот и всё. А всё-таки мне жаль их,
Рыжих, не увидевших земли.
Борис Слуцкий
А всё же лошади те выжили…
Когда тонули корабли,
до берега добрались рыжие,
стряхнули воду – и пошли!
Они пошли бродить по свету,
пошли разгуливать печаль.
Мне кажется, свистит не ветер,-
а лошади – галопом – по ночам.
Они бегут от глупой смерти,
от океанской злой воды,
как убегает грусть от смеха,
как всё живое от беды.
Я их за городом встречаю,
пасутся мирно на лугу,
и, грустно головы склоняя,
о прошлом память берегут.
И поднимают к небу морды,
ведь небо – океан – родня…
… Я лошадей не видел мёртвых,
они бессмертны для меня.
* * *
На север, на север, на север
умчаться… Из дома рвануть
на сейнер, на сейнер, на сейнер,
чтоб в путь, только в путь, только – путь!
Чтоб море, бушуя, качало,
а счастье, как ветер, в груди.
Чтоб всё начиналось сначала,
хотя это всё позади.
Ударит солёной волною,
пошлёт поцелуи вода…
А там вдалеке, за кормою
летят, словно птицы года.
***
Отлит я совсем не из бронзы –
из речки, из леса, из слов.
Отлит я немного из прозы,
но больше всего – из стихов.
Оттуда, где страсти клокочут,
где чувство вина и вины,
где самые белые ночи,
где самые чёрные дни.
Где рифмы рождаются трудно,
грубит, огрызаясь, строка.
Оттуда, где часто – минутно!
Оттуда, где редко – века!
***
Хочу я перед дальнею дорогой
лишь об одном тебя просить:
забудь, что было! Прошлое не трогай!
Не стоит память ворошить.
Не стоит ворожить на тех обрывках,
что вдруг предстанут пред тобой.
Забудь печаль, надежды и улыбки –
что было некогда судьбой.
Всё вычеркни из жизни.
И внезапно
в глаза ударит новый свет.
… Лови губами призрачное завтра:
в нём нет меня –
в нём боли нет.
* * *
Друг у друга не просим участья,
нам чужое смешно торжество…
В жизни нет, к сожалению, счастья-
только временный призрак его.
И успехи смешны, и печали,
грустен жизни недолгой итог.
Всё сбывалось, о чём мы мечтали,
оказалось всё это - не то!
На каком, я забыл, перевале
( разве можно всё вспомнить опять)
счастье мы по пути расплескали,
а по каплям его не собрать.
* * *
Аллергия на осень…
Все куда-то спешат.
И листву свою сбросил,
не стесняясь, наш сад.
В небе грустно-осеннем
вдруг сверкнёт яркий свет,
словно в дни потрясений
бывшей радости след.
Он внезапен вначале,
как из прошлого весть.
Всё же в каждой печали
что-то светлое есть.
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Уже утраты и потери
ко мне приходят по ночам.
Ещё скрипят с надеждой двери:
Открыть. Шагнуть. Бежать. Начать.
Уже за прожитые годы
сомненья по ночам берут.
Ещё предчувствие свободы
и счастья будит поутру.
И длится ночь зимой, и длится…
Старея, юный снег кружит.
И, кажется, когда не спится,
что эта ночь длинней, чем жизнь.
* * *
В эту зиму очень много,
много снега намело.
С небом сходится дорога,
всё бело, белым-бело.
Запорошены деревья,
снег и снег со всех сторон.
Я сейчас живу в деревне,
словно вижу белый сон.
Вдруг безмолвье нарушает:
«Но… живей… бери разгон».
Сани… Лошадь… Долетает
снег из пушкинских времён.
* * *
… и в плен лукавыми глазами взят я,
я не могу сегодня не любить.
Росистым утром розы срезать рад я,
чтоб радость красоты тебе дарить.
Любви мгновенья вечности дороже,
но чтобы мне счастливым быть,
я должен знать всегда: и ты не можешь
меня сегодня не любить.
* * *
Доволен я своей судьбою,
необходимое дано:
есть хлеб, есть изредка вино,
и небо есть над головою.
А что ещё мне в жизни надо,
чтоб быть счастливым на века?
… Меня касается твоя рука,
как в знойный день зелёная прохлада.
* * *
Я больше сюда ни за что не вернусь,
мечты, как всегда, обманули.
Пускай меня ранит безжалостно грусть
с упрямой настырностью пули.
Как мог я легко, безнадёжно пропасть
под шёпот ресниц и под шорох.
Теперь никогда, приоткрыв свою пасть,
меня не проглотит твой город.
Теперь нипочём, ни за что, никогда
не стану я пленником встречи.
Я общие наши с тобою года
швырнул в ненасытную вечность.
* * *
После обеда
я вышел на балкон
и увидел, как резвятся,
весело прыгая,
две собаки.
Играя и повизгивая,
они утверждали
вилянием хвостов,
что жизнь,
даже если она собачья-
прекрасная штука.
И я этим псам весёлым
бросил кости,
оставшиеся от обеда.
Но оказалось,
что вместо костей
я им бросил
яблоко раздора.
Веселье сменилось
злостью,
а лай собак
стал походить
на самый отборнейший мат.
И когда
они были готовы
вцепиться друг другу в глотку,
я подумал,
глядя на них с высоты,
что жизнь-
всё же мерзкая штука.
* * *
Взбаламученных листьев лёт
и осенняя грусть ожиданья…
Только чудится сквозь шуршанье:
Час пробьёт!
В суете повседневных забот,
заглушив все земные печали,
вдруг пронзительно и отчаянно
Час пробьёт!
Безразличен звезды полёт,
когда руки – за ворот рубашки,
когда самый последний тяжкий
Час пробьёт!
Как прекрасно, что жизнь идёт,
что и солнечно, и ненастно.
Сожаленья смешны… Прекрасно
Час пробьёт!
* * *
памяти Евгения Шлионского
Этот меч занесён над всеми,
неизбежностью мстит своей.
Наступило грустное время –
я теряю лучших друзей.
В нас летят не шальные пули,
а болезни сражают теперь.
Мы за сорок едва шагнули,
как попали в объятья потерь.
Поднимаю горькую чашу
в память мёртвых по кругу живых.
До свиданья! До встречи, Саша!
До свиданья, Володя Белых!
Вышло так: я вас первый бросил,
бросил смерти, а сам живу…
Выхожу я сегодня в осень
и в ладони ловлю листву.
Снова прошлое я увидел,
жизнь прожитая вдвое ценней.
Нанесённые мной обиды
бумерангом вернулись ко мне.
Стала пухом земля вам. Спите.
Я могилы друзей ищу.
И шепчу я: «Меня простите…»
И шепчу я: «Себя не прощу…»
***
Не надо, не плачь. Ведь над нами,
смотри стороною прошли
все тучи, которые снами
когда-то казаться могли.
Нам жизнь никогда не наскучит.
И мы веселее глядим
вослед уплывающим тучам
и верим, что всё впереди.
Что в будущем? Знать не желаю!
Что было? Я знать не хочу!
Счастливо сейчас припадаю
во имя мгновенья – к плечу!
* * *
Огни новогодние тают,
и ёлки о лесе грустят.
А наши вчерашние тайны
прощаться никак не хотят.
Мечты, словно вольные птицы,
уносятся в звёздную высь.
И пусть никогда им не сбыться,
я рад, что они родились.
И в ночь поздравлений отрадно
коснуться пленительных плеч.
Мне нового счастья не надо,
мне прежнее надо сберечь.
* * *
Предел возможностей, желаний…
Судьбы подвох или пробел?
Я в юности забыто – ранней
пределам верить не хотел.
Я думал кстати и некстати,
что вечен мир.
Он – без конца!
… За всё, за всё мы в жизни платим,
… А годы капают с лица.
* * *
Тридцать три… пора распять.
И не раз, раз пять.
А за что? За что найдут.
Находить – весёлый труд.
Так за что? Что за вопрос!
Там Иуда, где Христос.
Предавать не надоест,
Лишь бы были гвозди, крест.
***
Ночь –
стекло увеличительное.
Ночью всегда увеличиваются
Неудачи,
Страхи,
Печали,
Возможности,
Способности,
Победы,
Свои достоинства,
Ничтожество недругов
и т.д.
И только ведро
холодного утра,
Опрокинутое на голову,
Расставит все по своим местам.
* * *
По дорогам по скользким,
по дорогам крутым-
по дорогам по скольким!-
жизнь свою я крутил.
Ветер злой и трёхъярусный
сёк меня, выжимал.
но я снова, трёхъяростный
жизнелюб, выживал.
Били штормы и качки,
в щепки лодка, весло.
Но я словно из сказки-
мне везло и везло.
Было всякое с нами:
горько, грустно, смешно.
Стало синими снами,
что умчалось давно.
Пусть бывают потери-
жизнь всегда хороша!
Как же хочется верить,
что бессмертна душа.
* * *
Годы юности смыло
набежавшей волной.
И искавшие смысла
ищут в жизни покой.
Строят планы и дачи,
понадёжнее дверь.
Что им жизни задачи?
Всё известно теперь.
Годы старости брезжут,
а укрыться нельзя.
И всё реже, всё реже
навещают друзья.
Жизнь! Спасибо за счастье-
небо, дождик и снег.
И всё чаще, всё чаще
юность видим во сне.
В это ж самое время
кто-то юный спешит
с неизвестными всеми
уравненье решить.
Как он жаждет ответа!
Как решения ждёт!
Ему кажется: вечно
на земле он живёт.
ИСТИНА
Были дни: печали и радости,
и любили друг друга неистово.
Были годы такие разные
и сквозь них продиралась истина.
Ни изъяна в ней и ни трещины,
но парит, как лукавое облако:
бродит счастье в облике женщины
и несчастье всё в том же облике.
* * *
Нам бы осень с тобой пережить,
а потом хоть снега, хоть метели.
Неудачи чуть-чуть перешить
и закончить, что мы не успели.
В неизвестную вечную даль
унеслись – возвращаться не надо –
моя первая в жизни печаль,
моя первая в жизни отрада.
Так устроен наш мир…
И пора
дней серебряных бег подытожить:
всё хорошее было вчера,
а что будет, слегка нас тревожит.
* * *
Был горный воздух юн, целебен,
извечной синевой слепя,
под горный шум, под горный лепет
счастливо ощущать себя.
И ощущать руки движенье
чужой, плывущей вдалеке.
От одиночества спасенье-
стремиться к тающей руке.
Найти, догнать её, настигнуть
и удивиться – цель близка.
И всё стремительное стихнет,
спокойней станут облака
и проплывут, качаясь, мимо…
Над всей землёй неясный свет.
Ах, как становится всё зримо
на склоне гор, на склоне лет.
* * *
Кто за судьбу поручика поручится?
И если прошлое вернуть опять,
то вряд ли что из этого получится:
дуэли, доли той не миновать.
Пусть годом позже, будет всё, как было,
как есть – убитым должен быть поэт.
И не мартыновские пули били,
и не Мартынов поднял пистолет.
Незримо зрела будущая дата,
бросая в бездну, поднимая вверх.
У века есть для гениев расплата,
без промаха бьёт в Лермонтовых век.
* * *
Сегодня небо голубое,
как двести лет тому назад…
Оно такое же, такое,
и золотится вновь закат.
И кажется в лесу порою,
что время замедляет бег.
Всё то же небо голубое,
всё тот же дождь, и тот же снег.
И сосен сонные макушки
мне шлют привет из прошлых лет.
Гусары пьют, гуляет Пушкин…
Дантес готовит пистолет…
* * *
По стёклам бьёт дождик осенний,
плывут вникуда облака...
Вот сборник … Тарковский Арсений-
и сразу отпустит тоска.
И книжку я только открою-
и сразу поманят пути,
и тучи спешат стороною,
и мимо проходят дожди.
И птицы в берёзовых чащах
щебечут… Известно давно:
всегда предвкушение счастья
приятней, чем счастье само.
КИРСАНОВ
Семён Исаакович,
Вы слишком рано…
Ваш воз
никто не в силах волочить.
Стихи,
как кровоточащая рана,
бессильны даже лучшие врачи.
Среди серьёзных дел и спешных,
среди литературно-гордых «мин»,
канатоходец и волшебник
необходим!
Семён Исаакович,
зачем так рано?
Могли бы жить ещё
Вы тысячу стихов
и пить «парное далеко тумана»,
непревзойдённый словолов.
Стихи… стихи…
Как птицы улетают.
Гнездо разорено.
Полёт взамен гнезда.
Всегда не вовремя поэты умирают,
как и живут не вовремя всегда.
ХЛЕБНИКОВ
По дорогам скитается Хлебников,
вот я слышу его шаги.
Много ль надо ему?
Хлеб и небо,
да всегда чтобы были стихи.
На стихах, словно князь на подушках,
сладко спит, от поэзии пьян.
Завтра скажет он мне:
«Послушай!
Усадьба ночью чингисхань.»
А пока он ободран и голоден,
и непризнан почти насквозь.
Но такое приходит в голову,
что о голоде думать брось.
По России скитается Хлебников,
он на хлеб сыплет соль-облака,
Много ль надо ему?
Хлеб и небо,
и глоточек один молока.
И ещё, чтоб встречать рассветы
и бумагу всегда иметь…
Чтобы стать известным поэтом,
ему нужно одно-
умереть…
* * *
Вдали от шума и от прений,
от суеты, фальшивых премий
писал стихи, встречал рассвет,
не думая о славе, Фет.
Он осознал давно, что слава-
пустая детская забава.
Важнее - плещется река
и серебрится в ней строка.
А если что-то в жизни вечно,
так этот синий майский вечер.