Голос Якова 40

Песни грустного клоуна

Знаете, есть такой классический цирковой персонаж: грустный клоун. Ему полагается быть побиваем, оплошаем, на голову его клоун весёлый и предприимчивый надевает ведро... А в литературе не всё так.
Михаил Сипер – матёрый и прирождённый хохмач. Ну, конечно, когда сам он или один его друзей не воспоют некое не то задушевно-лирическое, не то философически-ироническое. А в миру он пародист, бард, экс-металлург и знатный кибуцник. И – решительный «сайтовик-затейник», в литературно-электронной жизни личность весьма заметная. Ведро ему на голову, ежели сам себе для понту не нацепит, никому и пытаться нахлобучить не советую. В Нижнем Тагиле ребята крепкие. Но!
Не знаю, может быть, мне это мерещится, но и в песнях его на Доисторической, и в стихах На Исторической, где Михаил осваивает «оккупированные сионистами земли Израиля» (преимущественно Галилею) уже 22 года,– но слышатся мне почти что во всех его творениях ностальгические нотки. Я писал, давно и по иному поводу, что поэзия – одна из форм настальгии всего человека, его души по вечному, справедливому и свободному миру. Как, впрочем, в какой-то ипостаси и всё настоящее искусство, при его «социальных», «магических» и «психотерапевтических» функциях. Вряд ли честно путать это с модно тиражируемой в политических целях «ностальгией по родине» (той или иной, смотря по ракурсу). Последнюю-то в жизни я встречал куда реже, чем ностальгию человека по смыслу и чистоте.

Михал Сипер

Александр Моисеевич, будьте вы мне здоровы,
Занимайтесь, чем хочется, только болеть не след.
Ведь на вас есть обязанность – вы нам храните Слово.
Если вы не удержитесь, смотришь – и Слова нет.

Мир меняется быстро и рушатся ориентиры,
Кто, куда и зачем – непонятно в большой кутерьме.
На квартирный вопрос не найти ни ответ, ни квартиры,
И на что нам квартира в делённой на клетки тюрьме?

Александр Моисеевич, вы и не ждёте, наверно,
Что затихнет пугающий нечеловеческий вой,
Что над грязным туманом взлетят паруса «Крузенштерна»,
Защищая пространство над вашею головой.

Трудно ждать чудес, ведь всё говорит об обратном,
Не скрипят тротуары – рассыпалась в крошки доска.
«Только будьте здоровы!» – твержу и твержу многократно:
«Только будьте здоровы...» И в часы добавляю песка.


СКУЧНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

В скучнейшем Осло, где сплошной ремонт,
Где голуби меняют формы статуй,
Сиди в кафе и на судьбу не сетуй,
Veritas в кофе, остальное – понт.

Смотрю на серый заспанный залив,
Что борется за звание фиорда –
Он нотою басовой из аккорда
Подчеркивает свой императив.

А я не в силах что-то совершить,
Вокруг стола вода всемирной скуки
Всё уравняла. Музыка разлуки
Пытается меня растормошить.

Толпа в кафе безмолвно ворожит
Средь пенных кружек в половину литра.
Когда бы не плясала здесь Анитра,
Что Осло вам, чухонские мужи?

У сигареты мятный вкус драже,
Он усыпляет, а совсем не будит,
И Вигелунда каменные люди
В мой сон влезают, как на ПМЖ.

* * *

Когда звучит мелодия разлада,
Когда и разговор идет натужно,
Мне в это время ничего не надо,
Поверьте, ничего уже не нужно –

Ни светлых дней и ни звезды в полете,
Ни славы, ни здоровья, ни богатства,
А хочется завыть на тонкой ноте
И в землю на три метра закопаться.

* * *

Если воздух твердеет, а надо идти через ночь,
При дыхании острые грани царапают горло,
То никто не сумеет тебе в это время помочь,
Постарайся так жить, даже если припёрло.

Пусть вокруг, как чаинки, кружится людской хоровод,
И тебе нету места в налаженной кем-то программе –
Ты поверь, что весь мир создан был для тебя одного.
На мгновенье замри. И не жалуйся маме.

Посмотри поспокойней (уже не скажу – веселей),
Ничего не закончено и ничего не разбито.
Это только вершится в магнитном объятьи полей
Электронов полет по безумным орбитам.

Это просто в крови двухвалентный бурлит кислород,
Порождая смятенье и руша былые опоры.
Если ты перейдешь через реку отчаянья вброд,
То рассыплются в пыль лабиринтов твоих коридоры.

ФРОСТ

Я в выходные неспроста
Уткнулся в Роберта Фроста.

Он был so serious, my God,
И так домашне романтичен,
Что я, к такому непривычен,
Глотал стихи его подряд.

Сидел я голо и небрито,
Но весь сиял, хоть полируй,
Как будто мне Мадонна Лита
Вдруг подарила поцелуй.

Что мне искать, ведь счастье – вот!
Какая радость – эти строки!
Отремонтировался в доке
Мой полусгнивший пароход.

Good bye, old fellow! Я спешу.
Я книгу позже полистаю,
Но, как ни тужься, точно знаю –
Так никогда не напишу.