БЕЛОРУССКИЙ МОТИВ

БЕЛОРУССКИЙ МОТИВ

Все мы, выходцы из бывшего Союза, сохранили свои родственные связи с родными местами. Малая земля, будь это Россия, Белоруссия, Украина, Грузия, навсегда остаются в памяти каждого из нас, живущих сегодня в Израиле.
Белоруссия – одна из республик, где во время войны массово истребляли евреев.

В карательных акциях участвовал вместе с фашистами небольшой процент местных отщепенцев. В партизанской республике, как могли, помогали евреям, спасали их. Есть немало праведников, хотя их могло бы быть намного больше…
В Белоруссии действовал еврейский партизанский отряд, многие евреи, которые спаслись здесь от расстрелов, вливались в партизаны. Как и везде, был здесь антисемитизм на бытовом и государственном уровне, но, может, не такой озлобленный. Имена генерала-кавалериста Льва Доватора, комиссара Брестской крепости Ефима Фоминых, руководителя минского подполья Исая Казинца широко известны в республике. Но всегда о них говорили как о славных сыновьях белорусского народа. То, что они, прежде всего, сыновья еврейского народа, можно было догадаться только по их именам. Не афишировались и другие евреи- герои.
На местах расстрелов– памятники с шестиконечными звездами, но нигде не написано, что здесь похоронены евреи. Указано: мирные граждане…

В Белоруссии есть изменения- еврейские организации под защитой государства.
В свою очередь, в Израиле активно работает общество выходцев из Белоруссии, которым руководит Михаил Ольшевский. Ежегодно бывшие жители Белоруссии собираются на свою традиционную встречу, куда обычно приезжают израильские министры и депутаты. Ожидается отмена визового режима между Израилем и Белоруссией. Из года в год многие израильтяне- выходцы из Белоруссии – выезжают сюда на отдых.

Вот и в этом году по две группы вывозят в минские санатории
председатель ашдодского отделения Исаак Цфасман и его коллега из Петах-Тиквы- Анатолий Сахновец.
После отмены визового режима еще больше окрепнут связи между двумя странами- экономические, культурные, туристические.

В Белоруссии – природа, на первый взгляд, неброская, люди – простые. Но за всем этим скрывается необычная красота и страны, и душевное богатство белорусов.
Предлагаю свои впечатления о посещении страны голубых озер и зеленых лесов - Белоруссии.

ВСТРЕЧА ЧЕРЕЗ 20 ЛЕТ

Жаркое, изнуряющее солнце остается за иллюминатором самолета Тель-Авив – Минск. Приветливые голубоглазые стюардессы встречают нас – группу израильских туристов, у трапа воздушного лайнера.
Через некоторое время самолет быстро разбегается по бетонной полосе и, резко оторвавшись от нее, сливается с черной полоской неба. Внизу – синева Средиземного моря. Еще один прощальный круг над израильской столицей, и снова сотни тысяч огней, разноцветных гирлянд засверкали внизу.
Удивительное зрелище – ночной Тель-Авив с высоты полета самолета! Не один раз, улетая из Израиля и возвращаясь обратно, я удивляюсь этому фантастическому зрелищу, восторгаюсь красотой нашей столицы. Ее стремительная, горячая жизнь ощущалась даже здесь, в салоне самолета…

Мысли мои были уже далеко - в Белоруссии. На земле, где я родился, где родились мои четверо братьев, на земле , где остался синеглазый домик наших родителей в вишневом саду, на земле, где я встретил свою любовь, где родились мои сын и дочь…
Словом, «Белоруссия – молодость моя» – это не просто слова из песни, это волнующая, долгожданная встреча с прошлым, почти через двадцать лет.

- Саба, ата митрагешь (дедушка, ты волнуешься)? - все спрашивал меня мой самый младший внук Вениамин, голубоглазый израильтянин, чемпион Израиля, в своем возрасте, по дзю-до.
Что я мог ему ответить?
- Конечно, да.
Столько связанно с белорусской землей!

Мой отец, Давид Златкин, израненный, вернулся в свой родной город после войны. Вместо дома – пожарище. Вместо встречи с матерью и братьями – братская могила, и даже неизвестно – где. И с этой болью он прожил всю жизнь. Что и говорить… Были и обиды, когда обзывали, когда чувствовали себя чужими на земле, где родились. И не только в большой нашей семье из пяти братьев и родителей. Со случаями антисемитизма сталкивались в бывшем Союзе многие.

Но прошли годы, обиды ушли, и… родилась любовь к земле, которая все-таки была и остается родной. Родной стала и израильская земля. Лично у меня на ней родилось трое внуков. На месте песков выросли цветущие города. На ней все мы, вновь прибывшие, нашли свое место в жизни. Кто - лучше, кто – хуже.

Самолет, набрав высоту, взял курс на Белоруссию. Внизу оставались страна за страной, остался Израиль с моей матерью у своего окошка, которая с первой же минуты стала считать дни до моего приезда. Остались родные, знакомые.
А впереди был Минск, была Белоруссия, которую так хотел увидеть мой отец после приезда в Израиль и не успел. Мои мысли летели, видимо, быстрее самолета. И вот он коснулся бетонной дорожки Минского аэропорта.

Темная , прохладная ночь, редкие огни аэродрома, лужицы под ногами… Июльская белорусская земля, встречи с которой я так долго ждал!

Домик с окнами в сад

В этом домике с окнами в сад мои родители – Давид и Ирина вырастили своих пятерых сыновей. Отсюда мои родители и уехали в Израиль.
И кажется, это не окна, а глаза, еврейские глаза. Глаза грустные и все понимающие. А почему они грустные? Так ведь расстались еврейские дома с нами навсегда…
И вот я, усталый, небритый, пролетевший тысячи километров из Тель-Авива в Минск и промчав еще несколько сот километров по трассе Минск-Климовичи, стою перед ним, перед домиком с окнами в сад.
Я смотрю в его окна и, кажется, встречаюсь с глазами своей матери, которая провожала нас, своих пятерых сыновей, в дальние края, а потом ждала, ждала и ждала.

Я протягиваю руки к старой вишне, и, кажется, я протягиваю руки к своему отцу, который посадил ее много лет назад. С трепетом я открываю калитку, попросив разрешение у светловолосой хозяйки – внучки хозяина, купившего у нас дом.
Вхожу почти через 20 лет, надеясь увидеть, найти что-то знакомое, родное и близкое. Конечно, прежде всего, дом – его родные стены, его веранду, дверь, крыльцо… Ничего не изменилось за 20 лет! Даже старый умывальник прислонился к забору. Все так же исправно качает воду колонка, которую мы сделали во дворе незадолго до отъезда в Израиль. Помню, как радовалась ей мать, когда по резиновому шлангу побежала через форточку вода. До этого ей десятки лет приходилось носить ее из колодца.
Разбросала свои ветви старая яблоня, когда-то под маленьким деревцем мои младшие братья Яков, Сергей, Григорий, Лев написали письмо в 2000 год. Нам хотелось узнать, кто его прочтет, какими мы станем через десятилетия?

На этой фотографии – часть нашей семьи. До отъезда в Израиль остались считанные годы. Еще жив был отец. Все мы были намного моложе, а наши дети, которых мы держим на руках, сегодня уже имеют своих детей. Все мы сегодня – в Израиле.
В своих мечтах мы даже не могли представить, что это письмо нам не дано прочесть. Что через годы всю нашу семью судьба забросит в далекий, жаркий Израиль. В январе 1990 года первым уедет из Тбилиси Григорий, в мае- из Сухуми Сергей, в ноябре - я со своей семъёй и родителями, в марте 1991 года- Лев из Рославля, еще через два года- Яков из Перми. Параллельно с нами в конце 1990 года вылетели из Белоруссии трое двоюродных братьев моей жены Хамышкиных- сыновья белорусского журналиста Матвея Хамышкина. Из Украины- двое двоюродных братьев жены Игорь и Михаил Фрадкины, из Белоруссии- две ее сестры с одинаковыми именами Мара с детьми и родителями своими и родителями мужей, из Москвы - семья Рувинских. Громадное пополнение прибыло из Тбилиси. Мой двоюродный брат Александр Чашкин прилетел из Минска. Родной брат и сестра моей матери– Абрам Хенькин и Раиса Капланская со своими детьми прибыли из Белоруссии.
Не только родные, но и знакомые пополняли нашу маленькую страну- и многие останавливались в нашем доме. Поистине, только на примере нашей семьи видно, какая это БОЛЬШАЯ АЛИЯ БЫЛА В 1990 ГОДУ!

С маленькими детьми, с больными и немолодыми родителями со всех сторон бывшего Советского Союза мы летели навстречу неизвестности, навстречу трудностям и таким, о которых даже не подозревали. В нашей семье мы не думали уехать ни в Америку, ни в Германию, ни в Австралию…
Только в Израиль мечтал попасть наш отец всю жизнь. Выбор нами любой другой страны был бы нашим предательством по отношению к нему…
Я вхожу в сад, бывший сад своего отца. Вот здесь, на месте старой груши, которой уже нет, более 20 лет, летом 1989 года мы мечтали о будущей репатриации.

И вот сейчас, находясь здесь через 20 лет, я снова слышу наши споры, слышу голоса отца, матери, братьев, как будто вижу их рядом. Я вспоминаю сон, который снился мне десятки лет в Израиле, будто я в родном отцовском доме. "Почему вы здесь? Ведь все давно уже уехали, а вы остались одни," – все говорил я и говорил своим родителям во сне.

И здесь, как наяву, я увидел этот сон. Одного себя, вдали от всех, вдали от Израиля. И бывший некогда домик, выходящий голубыми окнами в сад, меня больше не удерживал. Исчезла невидимая нить. Домик как будто подталкивал меня к выходу, желая мне сказать: "Возвращайся к себе, в свою страну. В свой новый дом, а я буду хранить память обо всех вас".

Домик меня выталкивал. Тем более, видимо, ему было неудобно за свою хозяйку, которая не разрешила войти внутрь по причине ремонта. Я вежливо попрощался, не желая напомнить, что ремонт затянулся на 10 лет. По этой же причине не разрешили войти в дом и моему племяннику, который, желая вспомнить свое детство, примчался сюда из Израиля.

Поселок Михалин до войны был центром большого еврейского колхоза, а после нее приютивший до двух десятков еврейских семей, сейчас только своими бывшими еврейскими домами напоминал о своей связи с евреями.
На месте дома семьи Любан – пустырь. Дети Симы и Зямы Любан – в Израиле и в Германии. Рядом дом Малаха Ошерова – три дочери его в Израиле. Один сын – генерал-лейтенант – на Украине.
Пустынная дорога Михалина, по которой уходил на фронт мой отец, по которой бегали босоногими я и мои братья – еврейские и белорусские ребята.
Время все слизало, убрало. Те же дома, та же улица, но все другое. Остался только последний полуеврей поселка Михалин – сын еврея и белорусски Михаил Злобински.
Высокий, мускулистый, с руками белоруса и носом с горбинкой, как у отца, офицера-фронтовика, он растерянно теребит свою рубашку, не знает, что сказать при встрече.

В бывшем еврейском поселке – новая жизнь, с новыми хозяевами. Бывшие еврейские дома – это дома, выходящие окнами в сад, грустны при встрече. Такие же они и в городке Климовичи, что в двух километрах от Михалина- дома семей Лейтусов, Каспиных, Козловых, Хайкиных, Песькиных, Кац, Стукало……
Что-то осталось в них от прежних хозяев. Особенно, когда смотришь в окна. Кажется, это не окна, а глаза, еврейские глаза. Глаза грустные и все понимающие. А почему они грустные? Так ведь расстались они с нами навсегда…

ЕВРЕЙСКАЯ ПАМЯТЬ
Памятник расстрелянным евреям в городе Климовичи. На этом памятнике, как и на многих других, нет ни слова, что погибшие– евреи.

Трава по пояс встречает нас на Климовичском еврейском кладбище. Его тишину нарушает кудахтанье соседских кур, которые, видимо, по-настоящему ощущают себя настоящими хозяйками. Ворота и калитка здесь не закрыты – вход свободный. До войны в Климовичах и крупных селах – Родня и Милославичи, в других населенных пунктах были сотни еврейских семей. Но после войны вернулись в город несколько десятков, создав новые семьи.

В сельской же местности, до самого отъезда в Израиль, я не встречал ни одного еврея, кроме старого седовласого человека. Приезжая из Милославич – последний сельский еврей, он останавливался у своих городских соплеменников, которые помогали ему, как могли, – кто накормит, кто пустит на ночлег, кто даст поношенную одежку. Я думал: неужели придет время, когда и в нашем городе Климовичи не будет ни одного еврея? А если и будет, то единицы. Хотелось бы, чтобы вместе с белоголовыми сверстниками мелькали и черноглазые ребятишки.
Увы, сегодня, в 2009 году, я не встретил никого из черноглазой ребятни. Осталось только несколько редких семей, в основном, смешанные браки, очень далекие от еврейства и от Израиля люди. Эхо войны донеслось и до сегодняшних дней. Поэтому и на кладбище было больше еврейских лиц на надгробьях, чем живых евреев в городе.
ШЕСТОГО НОЯБРЯ 1941 ГОДА в городе Климовичи были уничтожены все евреи за исключением редких счастливчиков. Под корень была вырвана из жизни вся семья моего отца, который в 17 лет ушел на фронт.
ОСТАЛИСЬ ЛЕВ МАНЕВИЧ И… БАСЯ

На улице Льва Маневича.
Широкая асфальтированная дорога ведет нас в сторону Могилева. Недалеко от него, на берегу белорусской реки с еврейским именем Бася раскинулся город Чаусы. Ничем не примечательный город, обычный, как все. И раньше, и сегодня. Необычен только тем, что здесь родился Герой Советского Союза Лев Маневич.

Вы помните кинофильм "Земля. До востребования"? Это кинофильм про него – про Льва Маневича. В далекие двадцатые годы он уехал в Италию, где, зная прекрасно иностранные языки, работал на советскую разведку.
Схваченный гестаповцами в Италии, Маневич годы провел за тюремными стенами. Он был одним из руководителей подпольной группы. Успел спасти от неминуемой гибели в каменоломне тысячи заключенных. Один из них позже и сообщил в Москву о том, что на руках у него скончался человек, назвавший себя Этьеном…
6 мая 1945 года, в канун Великой Победы не выдержало сердце разведчика. В отличие от него самого, оно оказалось не железным…

Умирая, Лев Маневич не раскрыл своего настоящего имени, страны, где он родился. Он берег ее до последнего. А вот она не уберегла его родных – вместе с другими евреями их расстреляли в белорусском городке Чаусы. Об этом Этьен уже никогда не узнает, как и о том, что лишь через двадцать лет, в 1965 году ему будет посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. И он пополнит ряды более чем 150 евреев – Героев Советского Союза.

Помню, в начале 70-х годов известие о Маневиче произвело в Советском Союзе впечатление разорвавшейся бомбы, вызвало шок. Еврей-герой! Конечно, узкому кругу людей было много известно и ранее, сколько труда стоило Евгению Воробьеву – автору книги "Земля, до востребования" и создателю художественной киноленты о разведчике, чтобы известность эта стала общей.
О подвиге Маневича Воробьев рассказал, а вот о том, что Маневич – еврей, ни слова. Ни в книге, ни в кинофильме. Разве мы не знаем, что в бывшем Советском Союзе происходили очень странные вещи? Когда тот или иной еврей становился известной фигурой, он, словно, по мановению волшебной палочки, терял свое еврейство. И становился славным сыном русского, или белорусского, или украинского народа.
Лев Маневич прожил вторую жизнь на страницах книги, на экране, как человек, как разведчик, но не как еврей…

Лев Маневич – Герой Советского Союза, одна из немногих фотографий легендарного разведчика.
-А-а, жид. В Ташкенте сидел, а теперь золотую звезду дали - блаженно орал подвыпивший детина возле могилевского кинотеатра"Родина" в тот день, когда демонстрировали кинофильм про разведчика.
В Чаусском музее много лет назад я прочел воспоминания бывших друзей Льва Маневича, которые находились с ним в немецком концлагере. Один из них писал примерно так: "Рихард Зорге – великий разведчик. Но ему было легче скрываться. Он был немцем среди немцев. А как долгие годы не могли "вычислить" еврея в самом логове врага?"

Сегодня в городе Чаусы есть улица, которая носит имя героя-разведчика Льва Маневича. Приехав из Израиля, я не мог не заехать сюда. Не знаю, что связывает меня с ней? Может, еще раз я хотел пройтись по тем улицам, по которым бегал когда-то Левка Маневич, прикоснуться к чему-то потайному. Не знаю. Но тянуло меня сюда. В городе Чаусы если и остались евреи, то только единицы. И среди них – вечный еврей – Лев Маневич. Его улица живет на берегах реки Бася…

А что же в Москве, в Минске?.. Не встречал я здесь улицы, которая носит имя легендарного советского разведчика. Нет улицы, которая носила бы имя Маневича и в Израиле.
- Нет, Маневич не герой для Израиля, - как-то заметил мне журналист одной из русскоязычных израильских газет.
Так, как он, считают и другие. Но считают ошибочно. Если в его родном городе Чаусы, как могут, берегут о нем память, так уж нам, в Израиле, должно быть стыдно за отсутствие этой памяти здесь.

ПЕЧИ ТРОСТЯНЦА

- Вы знаете, что такое Тростянец? – спросил я у
одного молодого жителя белорусской столицы.
- Да, это новый район столицы, - ответил мне.
- Да, это прекрасный загородный парк, - сообщил второй.
- А! Это там, где высокие памятники, - дополнил третий.
- Правильно, все так и есть. Только Тростянец прежде всего известен как самое страшное место в Минске во время войны.

Я иду по бетонным плитам в направлении огромной стелы и, кажется, слышу не свои шаги, а скрип колес, колес, колес…
Нагруженные дровами из соседнего леса, погоняют и погоняют возницы – мужики из окрестных сел и деревень. Немцы посадили многих на телеги с лошадьми, чтобы с немецкой пунктуальностью печи Тростянца были обеспечены дровами. Чтобы печи не стояли ,чтобы не нарушался их ритм, чтобы каждую секунду, каждую минуту уходили в черный дым евреи. Этот дым клубился гарью, пеплом все пропахло далеко-далеко вокруг. Эшелон за эшелоном приходил в Тростянец из Западной и Восточной Европы.

Единицы уцелели. И один из них – бывший фотожурналист БЕЛТа, Георгий Захарович Бегун. Помню, как нам, семнадцатилетним, приехавшим в Минск со всей Белоруссии, он открывал секреты фотографии в Минском ГПТУ № 32. А через несколько лет я встретился с ним уже в Белорусском университете, где будущим журналистам он преподавал секреты фотожурналистики, рассказывал о чудесах фотоистории. И никто не догадывался о его истории, когда он пятнадцатилетним пареньком попал в Тростянец.

Я долго думал, почему у него такие грустные глаза? Почему печаль его глаз не проходит? Более сорока лет прошло с тех пор. Но я и сегодня помню глаза бывшего узника. В Берлине после войны остались в живых тысячи евреев – их берегли немцы, а в Минске – единицы… О чем говорит вам этот факт?
Очень мало сегодня очевидцев, которые могли бы рассказать о том, что происходило в Тростянце. Теперь самые главные очевидцы – это громадные деревья, которые находятся на месте преступления, да земля, которая помнит все. Но она безмолвна, как тени ушедших в вечный покой.

А город подступает сюда все ближе и ближе, захватывая это маленькое лесное угодье в свои бетонные объятия. На памятнике нет ни слова, что жертвы – евреи. Я этому уже не удивляюсь. Вначале убивали живых, потом убивали память о мертвых. Да так, что сейчас трудно все восстановить.

… И ВОССТАЛИ МУЧЕНИКИ В БРОНЗЕ

В считанных метрах бурлит столичная жизнь… Проносятся легковые машины, автобусы, гуляют прохожие. А здесь – на самом дне глубокого оврага – скромный обелиск с шестиконечной звездой. Семнадцать ступеней ведут вниз оврага. На обелиске на русском и идиш написано: "Светлая память во все времена погибшим тысячам евреям…"

Многие годы "Яма" была знаковым местом для минчан. Там собирались каждый год 9 мая тысячи жителей города – евреев. Белорусские власти не всегда это приветствовали. Доставляли грузовики с генераторами и через огромные динамики включали невыносимой громкости музыку. То есть мешали людям погасить свою боль, отдать дань памяти погибшим родным. Так было… Сегодня, к счастью, все изменилось…

Мемориальный памятник на месте расстрела евреев… Аллея Праведников
Светлые душой люди спасали евреев.
Я спускаюсь по ступенькам все ниже и ниже. И стою, прислонившись к холодному памятнику. Но он обжигает, обжигает. Я рожден в 1947 году, через два года после окончания войны, и поэтому не был расстрелян, как моя бабушка Сара, как моя четырнадцатилетняя тетя Злата, как мой одиннадцатилетний дядя Муня, как трехлетняя тетя Хана – как все четырнадцать Златкиных- родных моего отца. Мой отец – Златкин Давид годами собирал списки погибших евреев в городе. И в девяностые годы – годы перестройки, эти списки были опубликованы в Климовичской городской газете. Среди сотен и сотен погибших – близкие ему и нам люди…

Но сейчас, через десятилетия, я вдруг почувствовал боль в области сердца. Кругом стояла тишина. Даже шелест березовых листьев ее не нарушал. А боль не проходила. Здесь, на дне оврага, я будто увидел тот страшный день – 2 марта 1942 года, когда было расстреляно более 5 тысяч человек, включая 200 сирот из сиротского дома. Вспоминаю «Черную Книгу» Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга: "21 октября 1943 года гетто было окружено в последний раз. Людей, всех до единого, погрузили в машины и повезли на смерть. В тех случаях, когда дома никого не находили, дома взрывали гранатами, чтобы находившиеся в укрытиях люди не выжили. До освобождения белорусской столицы от оккупантов дожили лишь 13 узников гетто, укрывшись в склепе возле старого еврейского кладбища".

Надо мной проплывают белые облака, а я будто вижу карателей, вооруженных до зубов, вижу полицейских с белыми повязками, вижу овчарок, которые бросаются на людей. А в центре – колонны с детьми и стариками. Их подталкивают все ниже и ниже, бьют прикладами, непослушных подгоняют злобные собаки. И всех-всех вниз, в яму. Не смолкает стрельба. Уже горячими стали автоматы, уже затупились штыки, а кругом пьяное гоготанье. Смерть, черная смерть…

В советское время трагедия минского еврейства замалчивалась властями. Только немногие знали, что Юбилейную площадь, улицы Островского, Димитрова полностью отвели под гетто. И расстрелы здесь начались с 23 сентября 1941 года. С самого начала войны.
… На месте трагедии я сегодня вижу молодые березки. Рядом - аллея Праведников. На ней имена белорусов, которые ценой своей жизни спасали евреев. Во все времена находились Люди.

Помню, как студент- журфаковец, я кружил по этому району, расспрашивал у старожилов, что же произошло здесь?. Слишком много черных обгорелых домов находилось на этом месте, слишком большая яма уходила в пропасть.
- Много ваших тогда побили, - рассказывал мне очевидец, узнав во мне еврея и еще более удивляясь, как после такой бойни мог еще кто-то родиться.

Минск 2009 года. Лето. Бурлит белорусская столица. Крупный жилой массив окружил бывшее место казни. Со всех сторон – высотные дома - престижный район!
Мирно соседствуют еврейский памятник "Яма" и новые жители столицы. 

Времена меняют людей, в далекие 90-ые годы в еврейство входили как в узенькую калитку, осторожно, боязливо.
Вот вехи истории минского еврейства. В 1989 году - открытие первой еврейской воскресной школы,1993 год- открытие первого еврейского сада,1993 год- первый выпуск еврейской газеты, 1993 год- открытие посольства государства Израиль ,1994 год- открытие первой общеобразовательной еврейской школы,1994-1996 год- возвращение еврейской общине первых трех зданий синагог, конфискованных коммунистами.

Помню, как Юрий Дорн, первый преподаватель иврита в белорусской столице, выпускник политехнического института, открывал для нас незнакомый язык – иврит. Сегодня Юрий – президент Белорусского иудейского религиозного общества вместе с другими подвижниками делает многое для развития еврейской жизни в Минске и вообще в республике. Сегодня в Белоруссии 55 тысяч евреев, половина из которых живут в столице – Минске. Сама эта цифра говорит о том, что нашим соплеменникам не так уж плохо.
Нет, я не намерен хвалить или хулить Белоруссию. Нет у меня для этого никаких прав. Рожденный на белорусской земле, я в 43 года перестал быть ее гражданином. Поэтому, приезжая сюда на правах гостя, любуюсь ее чистыми криницами, зелеными лесами, обновленными городами и селами. Я, как и многие другие, чувствую себя здесь как дома. А дом мой уже 20 лет там, где сливается голубое небо с голубым морем. Там, где в окружении желтых песков кварталы белоснежных новостроек под куполами зеленых деревьев. Там, где на самом древнем языке мира говорит детвора из Европы и Америки, из Эфиопии и Индии, из Канады и Аргентины. Наша молодая страна ждет всех, даже тех, кто оставляет ее временно на неделю-две. Недаром же всех приезжающих в аэропорту Израиля встречает яркий лозунг: " Мы ждем тебя дома". И улетая отсюда снова в родную Белоруссию, я уже мечтаю снова увидеть эти приятные мне слова: МЫ ЖДЕМ ТЕБЯ ДОМА.