Александр Маркович Головчинер (Рош)

Доктор Нина Парфёнова (Эпштейн), Санкт-Петербург

Александр Маркович Головчинер родился в 1889 году в Украине в городе Немирове Винницкой области, в семье земского врача, доктора медицины Марка Соломоновича Головчинера. Он окончил Юридический факультет Петербургского университета, затем Строгановское художественное училище в Москве, которое и сейчас находится на углу Мясницкой улицы и Сретенского бульвара, и уехал в Париж.

Александр Рош
В 1914 году, когда началась Первая мировая война, Александр вернулся в Россию. В 1918 году он уехал с Александром Федоровичем Керенским в Лондон в качестве его секретаря. Из Лондона приехал в Палестину вместе с Владимиром Жаботинским, работал в службе иммиграции, жил во многих городах: Тверии, Яффо, Тель-Авиве, Хайфе. По делам службы часто ездил в Европу. Он взял себе псевдоним Рош – от Головчинер (голова).
Будучи большим знатоком и ценителем искусства, Александр Рош начал самостоятельно вести археологические изыскания. В 1921 году с несколькими рабочими делал раскопки в Кейсарии, жил в домике на берегу моря. Сын Александра – Мордехай (Майк) Рош (1927-2012) рассказывал мне, что к его археологическим исследованиям и работам очень ревниво относился известный израильский археолог Элиэзер Сукеник.

СУКЕ́НИК Эли‘эзер Липа (Sukenik, Eleazar Lipa; 1889, Белосток, – 1953, Иерусалим), израильский археолог. В Эрец-Исраэль с 1912 года. В 1917 г. вступил в формировавшийся Еврейский легион. Изучал археологию в Берлинском университете, в 1926 г. получил докторскую степень в университете Дропси. Сукеник участвовал в ряде экспедиций Еврейского университета (где в 1938 г. стал профессором и директором Музея еврейских древностей). Возглавлял экспедиции, обнаружившие древние синагоги в Бет-Альфе (1928–29, с участием Н. Авигада) и Хаммат-Гадере (ал-Хамме, 1932). За несколько лет раскопок Сукеник и Л. А. Майер проследили линию так называемой Третьей стены Иерусалима. Сукеник проводил раскопки в окрестностях Иерусалима (синагоги, еврейские могилы) и в Самарии, исследовал также памятники халколита и бронзового века.

Среди публикаций Сукеника: «Арцену» («Наша страна», совместно с педагогом Х. А. Зутой /1868–1939/, т. 1, 1921), «Хафирот ха-хома ха-шлишит шел Иерушалаим ха-‘аттика» («Раскопки Третьей стены древнего Иерусалима», совместно с Л. А. Майером, 1930); «Бет ха-кнесет ха-‘аттик бе-Вет-Алфа» («Древняя синагога в Бет-Альфе», 1931); «Древние синагоги в Палестине и Греции» (английский язык, 1934); «Бет ха-кнесет шел Дура-Европос ве-циюрав» («Синагога Дура-Европос и ее роспись», 1946).

В 1947 г. Сукеник сыграл важнейшую роль в приобретении Еврейским университетом нескольких древних рукописей (свитки Мёртвого моря свитки), и в дальнейшем его научные интересы были в основном связаны с ними. Книга Сукеника «Оцар ха-мегиллот ха-гнузот» («Собрание рукописей Мертвого моря») вышла после его смерти (1954; английский перевод — 1958).
Всю свою жизнь Александр Рош собирал произведения искусства, собрал коллекцию бесценных древних монет, многие из которых, он нашел сам. Среди них были монеты из Самарии и Иудеи. По этим монетам можно прочесть всю историю Израиля.
Он собрал коллекцию древних тканей, он привозил их из Египта, Сирии и других арабских стран, а также римские скульптуры из мрамора.

В Париже у вдовы Марка Антокольского он купил несколько статуй. Среди них знаменитая мраморная фигура Христа. В русском музее в Петербурге находится лишь бронзовая копия этой статуи. С этой статуей у него была неприятная история, описанная в книге Григория Плоткина «Поездка в Израиль», Киев, 1959 г. В этой книге, насквозь тенденциозной, единственные добрые слова сказаны об Александре Роше.

Из книги Григория Плоткина «Поездка в Израиль». Издательство «Советский Писатель», Киев, 1959 год.
…Немного усталые возвращаемся в Сион-отель». Портье вручает нам только что полученное письмо. От кого оно?
Хранитель местного археолого-художественного музея Александр Маркович Головчинер приглашает нас осмотреть редкие экспонаты, собранные им на протяжении нескольких десятилетий. Решаем обязательно воспользоваться этим приглашением и на другой день в девять утра мы уже стучимся в дверь маленького особняка, в котором размещается хайфский музей.
Нам открывает скромно одетый высокий мужчина с немного печальными умными глазами.
– А мы вас уже ждем! - приветливо говорит он.
Это и есть Головчинер, человек, который всю свою жизнь посвятил коллекционированию редких произведений искусства, ценных памятников древней культуры.
Родился он в России и лет пятьдесят назад, окончив Строгановское училище прикладного искусства, выехал за границу.
После долгих скитаний, в двадцатые годы, прибыл в Палестину. Поверив идее создания справедливого еврейского государства, он надеялся найти здесь душевный покой, получить возможность заняться любимым искусством. Однако много горьких разочарований пришлось изведать ему на земле обетованной.
Мы проходим за Головчинером по небольшим комнаткам музея, внимательно слушаем его объяснения.

Н.С. Парфёнова в музее в Хайфе, 1994 г.

– Эти осколки представляют собой первое в мире стекло. Изобрели его финикияне в шестом или пятом столетии нашей эры. Случилось это так...
Вот перед вами – чудо искусства, голова Нерона... Обратите внимание на его выражение!
Этот клад принадлежал графу Строганову, который умер в Риме в 1916 году. Строганов вынужден был переехать в Италию потому, что накликал на себя царскую немилость за вольнодумство... А это голова Весты. Она тоже стояла в римском дворце графа. В 1946 году я купил ее у вдовы мажордома, которая даже не понимала, что это такое!
Юношеский энтузиазм, фанатическая преданность своему делу светятся в глазах этого строгого и сдержанного, на первый взгляд, человека. Большинство экспонатов музея приобретено на его скромные сбережения. Чувствуется, что за обломок какой-нибудь капители или за глиняную игрушку, которые могут дать хотя бы некоторое представление о духовной и материальной культуре древних времен, он готов терпеть любые лишения.

Уже прощаясь, заходим в его кабинет. Трудно, конечно, назвать кабинетом крохотное помещение метра в три-четыре, где почти впритык друг к другу, как в мебельном магазине, стоят письменный стол, кресло, шкаф, тумбочка с телефоном и... белая статуя исключительно тонкой художественной отделки.
– Это моя гордость, – объясняет Александр Маркович, – «Иисус Христос перед расправой» - кафрский мрамор, статуя работы великого русского скульптора Марка Антокольского... Подлинник! Настоящий клад, привезенный мною из Европы.
Мы долго восхищаемся этим чудесным шедевром, в котором не чувствуется ни малейшего налета «божественности», характерной для иконописного искусства. Иисус изображен Антокольским живым человеком, полным воли, решимости и уверенности в своей правоте. Руки его связаны, но дух не сломлен: он стоит спокойный, не боясь смерти.
– Почему же эта статуя здесь, а не в зале с другими экспонатами?
Видимо, Головчинер опасался этого вопроса.
Глаза его теряют свой блеск и сам он будто темнеет‚ на лице появляется горькая страдальческая улыбка.
– Это долгая история, – неохотно говорит он, – в двух словах не расскажешь!
Мы не настаиваем: зачем заставлять человека вспоминать то, что ему неприятно! Но вечером, встретившись с членами хайфского отделения общества «Движение дружбы с СССР», мы делимся впечатлениями от посещения музея и узнаем об удивительных событиях, связанных с пребыванием статуи Антокольского в местном музее.
Эта статуя стала объектом яростных нападок со стороны клерикалов и херутовцев:
– Вы превращаете музей в православную церковь! – возмущенно кричали они Головчинеру, – немедленно уберите Иисуса из музея!
Не согласившись с такой точкой зрения, Головчинер отказался выполнить требование. Скандал приобрел небывалый резонанс. Под нажимом клерикалов Бен-Гурион во главе большой свиты вынужден был собственной персоной прибыть в музей, чтобы на месте решить судьбу Иисуса Христа.

Пораженный блестящим произведением искусства, глава израильского правительства не осмелился отдать приказ об изъятии его из музея. Но и поддержать Головчинера у него тоже не хватило духу: так и не высказав своего мнения по этому поводу, руководящие деятели покинули музей.
Это многозначительное молчание херутовцы восприняли, как сигнал к еще большим нападкам и травле хранителя музея. Они заявили, что расправятся с ним своим судом, а ненавистную им статую разобьют на мелкие осколки. Вот почему Головчинер упрятал ее в своем миниатюрном кабинете между шкафом и телефоном!
Но если Иисус теперь находится в относительной безопасности, сам Александр Маркович вынужден ходить по городу, все время оглядываясь: каждую минуту могут бросить ему в голову камень. Хранителя музея объявили «гоем», то есть иноверцем, и повели
против него беспощадную изнурительную войну. Не спасло Головчинера и то, что он, последовав распространенной в Израиле моде, перевел свою фамилию на иврит и теперь именуется Рош (слово «рош» соответствует русскому «главарь»). Оскорбительная ругань, ночные телефонные угрозы, мелкие уличные провокации все было пущено в ход, чтобы сломить дух и волю благородного любителя искусства, заставить его отступить.
Но Головчинер не такой человек, его не испугаешь! – уверенно закончила свой рассказ Эстер В., участница съезда демократических женщин Израиля.

Среди его бесценной коллекции есть несколько знаменитых Фаюмских портретов.

фаюмский портрет - надгробный живописный портрет в Древнем Египте (1–3 вв. н. э.). Получил название по месту первой крупной находки подобных произведений в погребениях на территории оазиса Фаюм на севере Египта (1887). Фаюмские портреты – единственный известный нам образец древней станковой портретной живописи – написаны в технике энкаустики (восковыми красками) или темперой на тонких деревянных дощечках (реже – на холсте). В области Дельты, откуда происходят портреты, сначала греки (с 4 в. до н. э.), а позднее (с 30 г. до н. э.) римляне составляли большинство населения. Они восприняли многие древнеегипетские обычаи, в частности мумификацию; однако вместо условных масок, которые египтяне клали на лицо мумии, стали использовать реалистические портреты. В фаюмских портретах соединились и сложно переплелись египетская незыблемая вера в бессмертие души, эллинистическая просветлённость и жизненная достоверность римского скульптурного портрета. Ранние портреты писались при жизни человека, с натуры, могли вставляться в раму и висеть на стене в его доме. После смерти изображённого их обрезали по краям и вставляли в льняные бинты, обёртывающие мумию (портреты, написанные на холстах, аккуратно нашивались на готовую пелену), так, чтобы портрет помещался точно на лице и заменял погребальную маску. Изображения божеств на погребальных пеленах писались заранее по трафарету, заготовки делались ремесленниками. Их символика выдержана в типично египетском духе, а стиль живописи плоскостно-декоративный. Фигура умершего дописывалась позже, на заказ; по правилам античного искусства, она представала в трёхчетвертном развороте. Отходя от древнеегипетской неподвижности, образ переносился в другое измерение, в сферу человеческих чувств.

Фаюмские портреты условно подразделяются на две группы: ранние, 1–2 вв., выполненные в реалистической манере, и поздние, конец 2–3 в., более условные. Среди них можно выделить близкие по типу изображения бородатых мужчин, юношей, детей, женщин, супружеских пар. Композиция портретов в целом была стандартной – изображалась лишь голова и верхняя часть плеч. Тем не менее, каждый из портретов своеобразен и неповторим. Во 2–3 вв. христианское вероучение начало оказывать ощутимое воздействие на разные области жизни, хотя эта религия ещё не была господствующей. В искусстве произошёл отказ от прежних идеалов античного реализма, художники предпочитали схематические и символические изображения. Портреты уже не писались с натуры, объёмность форм сменилась плоскостной декоративностью. В поздних портретах усиливалась условность в трактовке лица и одежды, возрастала роль силуэтности, что сближало этот стиль с иконописью. Художники особенно выделяли и увеличивали глаза; в фаюмских портретах эта черта, характерная для древнеегипетской маски, придавала образам аскетическую экспрессию. Поздние портреты писались жидкой темперой, которая наносилась ровным слоем и создавала гладкую поверхность. Однако и такие условные портреты нередко обладали выразительной, индивидуальной характеристикой.

Самыми значительными собраниями фаюмских портретов располагают музеи Каира, Берлина, Лондона и Парижа, а также Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве.
(Источник: «Искусство. Современная иллюстрированная энциклопедия.» Под ред. проф. Горкина А.П.; М.: Росмэн; 2007.)
Нам удалось увидеться с Александром Рошем лишь однажды. В 1964 году он со своей женой Любой приезжал в Ленинград как турист.

Всю свою коллекцию Александр Рош подарил городу Хайфе. В 1994 году я видела ее. Она находилась в самом центре города в музее античного искусства. При входе в комнаты, отведенные под коллекцию, на стене была мемориальная доска. На ней было написано: In memory of Alexander Roche (1889-1965), the founder and first director of the Haifa museum of ancient art.

Его сын Мордехай Рош родился в Тель-Авиве в 1927 году. Получил образование в Англии. Он начал учиться там в 1946 году. В 1948 – во время войны за независимость он вернулся в Израиль и воевал. С 1949 он продолжил обучение, и в 1952 году вернулся в Хайфу. Работал в компании Хеврат Хашмаль. В конце 80-х он окончил курсы гидов и стал одним из лучших гидов в Израиле. Имел квалификацию (authorized hide). Во время своих приездов я несколько раз была на его экскурсиях. Надо было видеть, как этот человек любил здесь каждый камень, как глубоко знал историю своей земли и народа и стремился привить эту любовь вновь прибывшим.

Когда мы с мужем приехали в Израиль в 2000 году, мы стали просить дядю отвезти нас в музей в Хайфу. Он отмалчивался, и было видно, что этот разговор ему неприятен. Неделю спустя нас отвезла туда наша приятельница Сона Чеснин – тогда директор музея Независимости Израиля. Когда мы вошли в музей, нам сказали, что экспозиции, подаренной Александром Рошем, здесь больше нет. Что вещи находятся в разных местах, какая-то часть находится в Музее подводной археологии. Мы поехали туда.
В нескольких комнатах мы нашли дяди Сашины вещи, в основном это были монеты. По-моему они лежали в витринах. На стенах я увидела пояснения, написанные дяди Сашиной рукой. Его почерк я знала с детства: после войны он много лет, вплоть до своей смерти в 1965 году, переписывался с моим дедом.
Где остальные вещи и почему нигде нет упоминания, что это дар Александра Роша, никто в музее не знал. Не было и деревянной мемориальной доски.
Вот такая печальная, полная загадок история. Очень хотелось бы знать, по чьей инициативе и с какой целью это сделано.