РЕКВИЕМ МОЦАРТА

Яша Кац пришёл с женой и дочкой-подростком на концерт симфонического оркестра из Амстердама. Вообще-то Яша не был любителем музыки. Тем более симфонической. Но уговорила жена. Ида сказала, что дирижирует известный израильский дирижёр Юрий Рабинович, который уже несколько лет руководит этим голландским оркестром. А сам Юрий Рабинович тоже бывший ленинградец, выпускник ленинградской консерватории.
Ну, хорошо! Рабинович, так пусть будет Рабинович.
Ида ещё в Ленинграде была меломанкой. Они вместе учились в ЛИТМО и Яша стал ухлёстывать за красивой, разбитной блондинкой ещё на третьем курсе. Она лихо танцевала запрещённый в те времена рок-н-рол с Сашкой Крутовым. И это была довольно популярная танцевальная пара в институте. Но Сашка был на два курса младше, поэтому кроме танцев ему ничего с Идой не светило. А Яша однажды на институтском вечере решил пригласить Иду на вальс-финал и что-то щёлкнуло у них обоих. Ида потом так и сказала:
- У меня что-то щёлкнуло, когда ты взял меня за руку.
Но Яша был весь поглощён учёбой. Ему нравилось учиться. Он был полон идей и со второго курса подрабатывал в СНО не ради денег, хотя родители поначалу гордились именно этим, а ради науки. Поэтому, не всегда соглашался идти с Идой на какой-нибудь концерт, если был занят делом. Позже как-то Ида скажет, что и эта твёрдость в характере прибавляла ему вес в её глазах и … в сердце. Но иногда они ходили вместе в Малый зал филармонии, куда у Иды был абонемент. И там на одном концерте Яша немного задремал и чуть было не ударился лбом о спинку стоящего впереди кресла. Ида успела подставить руку. После этого случая она его уже не неволила.
Перед распределением Яшу вызвал декан и сказал, что его берут в аспирантуру, и после защиты диплома надо готовить документы. На семейном совете яшина мама, которая Иду уже считала невесткой, сказала, что «девочку надо спасать», имея ввиду распределение. А объединённый родительский совет дал добро на женитьбу. Яша и Ида часто говорили, что их сосватали по восточному обряду, не спрашивая их мнения. Комиссия по распределению не имела право разлучать молодожёнов и Иду распределили в один из ленинградских НИИ.
Прошло почти три года. Родилась Сонечка. Яша готовился к досрочной защите диссертации. И тут дальние родственники папы, которые уехали в Израиль, когда братались Брежнев с Никсоном и несколько тысяч успели выехать из Союза, стали писать письма, в которых рисовали радужные перспективы. Особенно, для Яши. Весь клан заволновался. Как быть? Дядя, один из авторов писем, работал в какой-то «теплице». Что это ещё никто толком не знал. Но письма волновали. Подавать документы до защиты, значило всё зарубить на корню. Решили ждать, когда Яша защитится, и уже тогда принимать окончательное решение.
Подождали. Яша стал кандидатом технических наук и тут же получил должность старшего преподавателя. Не частый случай, чтобы так складывалась карьера у товарища с фамилией Кац. Но факт есть факт.

И вот они уже 11 лет в Израиле. Боже, как летит время! Слава богу, всё со временем утряслось. Родители – пенсионеры. Ида преподаёт в Технионе. Сонечка учится в школе и подаёт надежды в музыке. Намерена поступать в консерваторию. Но до этого ещё далеко. Яша в «теплице» дорос до руководителя проектов.
И вот он сидит в зале и слушает Моцарта. Только что началось второе отделение. По программе – «Реквием». Зал постепенно умолк. Вышел Юрий Рабинович. Подождал пока стихнут аплодисменты. Мягко повёл рукой и полилась, медленно нарастая, музыка. Именно, полилась. Яша, обдумывавший формулировку версии решения, которую завтра должны были обсуждать на техническом совещании, вздрогнул. Взглянул на Иду и Соню. Они неслышно шевелили губами, смотря друг на друга. Покивали и повернули головы к оркестру. Яша тоже стал смотреть на оркестр и дирижёра.
Несколько минут он слушал. И вдруг что-то ударило его холодным в сердце и подкатило к горлу. И так с каждым всплеском музыки. Он уже не ощущал зала. Он как бы очутился в середине оркестра и был окутан звуками. Яша закрыл глаза. Музыка звучала не просто в зале, а в нём самом. Ему уже казалось, что он плавно плывёт над залом, качаясь, в такт звукам. И это было какое-то необъяснимое блаженство. Звуки постепенно стихали, а он продолжал медленно плыть, как вдруг что-то его встряхнуло. Это были аплодисменты. Он испуганно открыл глаза. Он сидел на своём месте. Вокруг люди кричали «браво», аплодировали. Кто-то встал. Жена и дочь тоже стояли и кричали «браво», «бис». А он сидел без сил и никто на него не смотрел.
Но он почувствовал, что музыка продолжает звучать в нём. Не в ушах или голове, а во всём теле. Он не мог ничего понять. Необъяснимое ощущение.
«Реквием»! По ком?
Наконец, все стали расходиться. Ида с Соней оживлённо и восторженно обсуждали концерт, пытаясь и его привлечь к своим восторгам. Но он ничего не отвечал. На парковке сели в машину. Яша включил зажигание и услышал, как усилилось звучание музыки. При выезде он проехал перекрёсток под красный свет. Пролетевший справа пикап, едва не врезался в его багажник.
- Что ты делаешь? Сумасшедший!
Это закричала Ида.
Он не ответил и погнал свою «Хонду» вперёд, не разбирая дороги. Кто-то стал бить его по спине. Он пришёл в себя. Это была Сонечка.
- Папа! Что с тобой? Остановись. Мы проехали свой поворот.
Он принял вправо. Остановился у края дороги.
- Девоньки (так он звал обычно дочку и жену), я что-то того …
Ида вышла, подошла и открыла левую дверь.
- Подвинься. Я поведу машину.
Яша пересел на правое сиденье. Сонечка погладила его по голове и поцеловала в щёку. Они были большими друзьями.
- Успокойся, папуля. Сейчас приедем. Успокойся. Ты что на работе понервничал?
Он помотал головой. Подъехали к дому.
- Выходите. Я поставлю машину. Соня, возьми папу под руку. И вот ключи от дверей.
Дома музыка продолжала негромко звучать, но уже только в голове. И Яше это было очень приятно.
Что за чудо эта музыка!
Он разделся, кое-как умылся, прошёл в спальню, упал на кровать и крикнул:.
- Меня не трогать.
На следующий день он никак не мог сосредоточиться на этой проклятой формулировке. Он, лучший аналитик «теплицы»! Ничего не приходило в голову. Кроме, вчерашнего концерта. А точнее, «Реквиема».
Что за музыка! Как легко звучит! А разве я не могу также? Могу! Да, да, могу! И хочу! И стану!
Наконец, до него дошло. Чем я занимаюсь? Инженерия. Наука. К чёрту! Да это может любой. А вот музыка …
Он позвонил своему шефу и сказал, что сегодня плохо себя чувствует. Тот, конечно, посочувствовал:
- Какой разговор! Иди домой. Лечись. Совещание перенесём.
Дома никого не было и Яша всё спокойно обдумал. Он бросает эту дурацкую работу. Он берётся за изучение музыкальной грамоты и композиции. В одной компании он познакомился с профессором из консерватории Борисом Кучером. Приятный парень. Весёлый. И как сказали приятели, талантливый педагог.
Где его телефон? А, вот. В трубке раздался негромкий голос:
- Кучер.
- Здравствуйте, Борис. Это Яша Кац. Помните нас познакомили у Вайнштейнов?
- Как же! Конечно! Талант из «теплицы». Рад Вас слышать. Какие-нибудь проблемы?
- Да. Но это не по телефону.
- Так заезжайте, если можете, прямо сейчас. Послезавтра я улетаю на неделю в Штутгарт. Там у меня цикл концертов. Запишите адрес.
У Кучера состоялся разговор. Яша изложил Борису свою программу:
- Полгода на освоение нотной грамоты. Затем переход к программе композиторского факультета консерватории. Никаких ко мне поблажек. Самые жёсткие требования. Знаю, что обучение платное. Не торгуюсь.
Борис был, мягко говоря, озадачен. Объяснил, какие трудности впереди.
- Все условия принимаю. Берёте меня к себе?
Фанатизм и настораживал, и обнадёживал. И Борис сказал:
- Беру.
- Занятия начинаем сегодня.
- Беседер.
Из дома Яша позвонил шефу и сказал, что увольняется. После выразительной паузы шеф севшим голосом спросил, что произошло.
- Ничего, – ответил Яша. – Факсом пересылаю заявление. Рабочие документы в порядке. Горский в курсе всего. Благодарю за совместную работу. Меняю направление деятельности, Исаак Львович.
И положил трубку.
Вечером он обо всём доложил жене и дочке. Ида посмеялась:
- Ты не склонен к хохмам, Яшенька. Что ты городишь?
- Я буду композитором. Я это решил и – точка.
Ида и Сонечка смотрели на него с сочувствием. Они не верили. Яша это понял и сказал:
- Позвоните Исааку Львовичу Блюму. Горский уже занял моё место. А я начал обучение у Кучера.
- Но это же стоит уйму денег.
- Да. Я возьму себе самую необходимую сумму, остальное – ваше.
- Ты псих, Яша. Когда одумаешься, позвони. А пока, мы будем жить у мамы.
У Иды тоже был характер.
- Папка, ты что? Мы тебя так любим. Ты, наверное, перетрудился. Давай съездим куда-нибудь. Давай к дяде Сене во Флориду. Покупаемся, позагораем. Отдохнёшь. Блюм точно возьмёт тебя обратно.
Соня села к нему на колени и обняла обеими руками.
- Не могу, Сонечка, не могу. Всё, как отрезало. Только музыка. Буду писать.
Бессмысленный разговор длился весь вечер. Утром жена и дочка, забрав свои вещи, уехали к яшиной тёще. Перед отъездом Соня обняла Яшу:
- Папуля, мы всё равно тебя любим. Поживи один. Успокойся.
А Ида молча его обняла и вышла.
Вечером приехал шурин Изя. Здоровенный рыжий мужик, бывший в юности чемпионом города по классической или, как теперь говорят, греко-римской, борьбе.
- Ты что отмочил, родственник?
Яша молча листал какой-то самоучитель по игре на фортепьяно.
- Яшка, ты же меня знаешь. Отвечай или я тебя в баранку согну.
- Изька, ты меня не пугай.
- А я и не пугаю. Согну, не чихну.
- А что ты хочешь услышать?
- Правду, мать т-твою!..
Они были большими приятелями. Изя, работавший в школе учителем физкультуры, бесконечно уважал Яшу. И звал его не иначе, как – Ньютоном.
- По какому поводу ты бросаешь дочь и жену?
- Не знаю, Изя. Что-то во мне треснуло. Я буду писать музыку. Буду, Изька! Можешь понять?
- Так и пиши. В свободное от работы время. А ты, Идка сказала, бросил такую! работу. Ты, что чокнулся?
- Чтобы стать композитором надо много и упорно учиться. Без всяких оглядок и помех. И я уже приступил к этому.
- Ну, ты и муда-ак! В Ленинграде я бы тебя быстро на Пряжку спровадил. Там тебе мозги поправили бы. Радуйся, что ты в цивилизованной стране обитаешь. И – дэмо-кратической!
- Изька, пойми, ничего не могу сделать. Вот стану композитором, тогда и гни в баранку.
Изя, раскрыв рот, смотрел на Яшу. Почесал, недоумённо, ручищами подбородок и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Чуть позже позвонила мама и спросила не голодный ли он.
- Мама, вы же все уже всё знаете. Можно дать мне возможность спокойно заниматься?
- Занимайся, Яшенька, занимайся, – сказала Роза Семёновна голосом, которым говорила с ним в детстве, укладывая спать. – Привет тебе от папы. Звони и заходи. Сонечку с Идочкой не забывай.
И положила трубку.

За полгода Яша освоил нотную грамоту и сносно играл, читая с листа. Начались серьёзные занятия по композиции. Он работал с утра до вечера. Все задания выполнял в срок. Получая их назад, исчирканные красными чернилами, он прорабатывал ошибки и относил профессору. Контрапункт давался очень тяжело. Но в голове постоянно звучали пьеса за пьесой. Он не успевал их записывать. Пачка заполненных нотных тетрадей росла. Борис Кучер как-то грустно смотрел на яшины упражнения и терпеливо объяснял ошибки. Даже находил некоторые достоинства. У Яши стали кончаться деньги. Он устроился дворником на несколько часов в неделю недалеко от дома. По его расчётам, до конца курса денег должно было хватить.

И вот он принёс очередное домашнее задание профессору Кучеру. Приоткрыл дверь класса, но увидал там Бориса, разговаривающего с профессором Рахлиным. Не входя в класс, остановившись у двери, Яша непроизвольно насторожился, когда услыхал свою фамилию.
- Так почему Вы, Борис, Кацу это не скажете. Ведь Вы с ним возитесь уже второй год.
- Я всё таки надеюсь, что-либо из него сделать. Хотя контапункт ему недоступен абсолютно. Пьесы-упражнения, которые он пишет, не только примитивны, но и непонятны. Но он работает, как зверь. По работоспособности и энергии ему нет равных среди моих студентов. А по добросовестности, думаю, он лучший в консерватории.
- Я знаю, он был талантливым учёным. Очень авторитетным в своей области.
- Да. И поэтому-то я и взялся работать с ним. Но … Мне его очень жаль. Ведь он отдалился от семьи и родных. Он живёт своей мечтой стать композитором. Но он никогда им не станет, если только сам Бог не вмешается.
Яша слушал, оцепенев. Вдруг, как будто выключили свет. Яша погрузился в черноту. Не в темноту, а именно в черноту. Густую и звонкую. Он поплыл куда-то, как тогда, когда слушал «Реквием». И как тогда, «Реквием» зазвучал отчётливо и громко, а ему было легко и приятно. Сквозь звучащую музыку он услышал голоса:
- Скорее врача. Это Яков Кац. Студент профессора Кучера. Скорее.
А ему было так хорошо. И тут он увидел в черноте несколько светлых овальных пятен. Они двигались. И голоса стали громче. Он различал лишь отдельные слова.
- Адреналин.
- Подключайте.
- Импульс есть.
Он почувствовал тяжесть собственного тела. Его куда-то везли. Он стал отчётливей различать пятна. Это были озабоченные лица людей.

Кучер и Рахлин прервали беседу. Им показалось, что что-то упало за дверью. Но, нет, всё тихо. Только хотели продолжить, как раздались голоса, какой-то шум, топот бегущих. Они вопросительно переглянулись, открыли дверь в коридор. Кого-то увозили на носилках, с капельницей.
- Профессор, – обратился к Кучеру какой-то студент. – Вашего Каца повезли. У него обморок, вроде.

Яша лежал в светлой палате, подключённый к каким-то приборам, опутанный трубочками и проводами и не чувствовал боли. Только невероятная слабость. Он спокойно глядел в потолок, скосил глаза в сторону окна, потом в сторону двери. И увидал Иду с Соней, которые входили в палату. Обе с ужасом смотрели на него. За ними входили мама и папа. Остальных медсестра задержала руками и закрыла дверь. Все четверо осторожно подошли к кровати и стояли, плача. Медсестра не позволяла им прикасаться к Яше. Яша попытался улыбнуться, но мешали трубки, торчавшие из носа да и губы не слушались. Он чуть поднял левую руку и оттопырил большой палец. Мама и Ида громко заплакали. А Сонечка всё-таки взяла его руку и стала её гладить. Медсестра строго смотрела на всех. Потом сказала:
- Пожалуйста, выйдите. Господин Кац утомился. Придёте завтра.
И стала выпроваживать всех. А Сонечка всё держала его руку и медсестра вывела её последней.

Профессор Кучер быстро шёл по коридору. Ему навстречу шло человек шесть-семь, среди которых он узнал жену Каца Иду.
- Ну, как, – он подошёл к ней.
- Жив и хохмит. Показывает большой палец.
Ида плакала и улыбалась одновременно.
- Значит, прорвётся, – сказал Борис. – Я к нему. Если пустят.
Когда он подошёл к палате, оттуда вышли врач и медсестра.
- Мне на секунду. Можно? – попросил Борис. – Я его профессор.
Врач помедлил с ответом. Потом сказал:
- На секунду.
И кивнул медсестре.
Яша посмотрел на входящего Бориса и опять оттопырил большой палец левой руки.
- Яша, вы круче, чем я думал о Вас. И я таки да сделаю из Вас композитора. Не скажу – Моцарта, но сделаю. Или я не буду – профессор Борис Кучер. Как только Вы напишете сносную пьеску, с Вас ящик водки. Кошерной, конечно же. Только не надо надрываться. Такого железного студента у меня ещё не было. Думаю, не было вообще. Поэтому, не валяйтесь здесь долго. У меня для Вас есть специальная программа. Я буду ставить на Вас эксперимент. Вы же тоже человек науки. Так что, готовьтесь.
И он помахал перед яшиным носом кулаком. А Яша оттопырил большие пальцы обеих рук.
Вошла медсестра и, молча, показала Борису на дверь.
- Жду, – Борис махнул Яше рукой и вышел.