Составитель Арье Юдасин
Сегодня поговорим о Празднике свободы – Песахе. Начнём со стихотворения, свободного настолько, что я даже толком не знаю его автора. «Гугл», правда, уверяет, что это Владимир Лазарис. Но мы скажем для изящества: «неизвестный поэт». Друзья прислали и похвалили. А мне этот стих «показался» юмористической интонацией и маскируемой ей почти непостижимой глубиной.
Когда с куском гефилте-фиш
Ты за столом ещё не спишь,
И, как в тумане и в бреду,
Бредёшь все дальше в Агаду,
Не забывай, что сказка – ложь,
Но в ней намек таится всё ж,
На то, что нас не победишь.
(Второй кусок гефилте-фиш?)
А потому пасхальный стол –
Оружье против аятолл:
Пусть знают сукины сыны,
Что мы по-прежнему сильны,
И бомбой нас не удивишь
(Да погоди с гефилте-фиш!)
Пускай они горят в аду,
Пускай читают Агаду,
Чтобы у них и млад, и стар
Всё знал про десять Б-жьих кар.
Ну, а теперь глотнём винца,
Восславим нашего Творца.
Припомним тех, кто и доныне
Ещё блуждает по пустыне,
Не зная посреди пути,
Как важно вовремя уйти.
Такие мысли год от года
Напомнят нам про тот обет,
Когда от рабства до свободы
Нас отделяло сорок лет.
А теперь сделаем нечто уж совсем освобождающее: посвящённую Песаху пордборку, где – ни слова про Песах! А дело всё том, что поэт неизвестной национальности Леонид Израелит (угадайте!) – поклонник даосской философии. Философия же сия постороена, по сути, только на двух вещах: человеческой свободе и непостижимости, несводимости бытия к жёстким формулам. Всё это чудно играет на контрапункте со строгим ритуалом Песаха и вполне в созвучном мажоре – с его духом.
А поскольку Лёня не простой даос, а одновременно питерский интеллигент и ныне здраствующий американский психиатр, да ещё он исключительно тонко чувствует музыку... тьфу, чуть не сказал «революции» - конечно, интонации и полёта – ему и карты в руки. Единственное, правда, что здесь не совсем «пасхальное» – в целом грустная интонация. Но где умному человеку взять радости без Торы?
Вживайтесь сами.
Что ищет человек с рождения до смерти?
Любовь не всем дана - и жалобы пусты.
Уже окончен век, уже написан Вертер,
Оборвана струна, обуглены мосты,
Теснее круг друзей, бледнее профиль лунный,
Войною бредит мир, проклятия кружат...
Когда по двадцать пять - влюбляются безумней,
Когда по сорок пять - любовью дорожат.
Мы не считали дней, мы плыли наудачу...
В любови, как в реке, неразличим исток.
Прижмись ко мне тесней, вздохни, - и я заплачу,
И скомкаю в руке исписанный листок.
2003
Каждое расставание - это прощание навсегда.
Ты в конце концов понимаешь, что не войдёшь дважды в ту же реку,-
И не только потому, что в ней течёт уже совсем другая вода,
Но и ты - другой, и нет возврата к тому, прежнему человеку.
Каждое расставание - это маленькая репетиция смерти.
Вне зависимости от страны, расстояния, возраста, климата, времени года,-
Все равно подо всем этим нащупываешь, как повестку в конверте:
Что-то мутное дышит и ждёт тебя, ждёт, - у выхода, или у входа...
Ибо выход и вход - только символы, знаки дороги,
А дорога одна, - у тебя, у стрижа, у собаки, жирафа, жука, мастодонта...
И когда ты зверски устал, и не хочешь, чтобы промокли ноги, -
То скользишь босиком по поверхности той же реки, к той же линии горизонта.
2005
Посвящение Илану Рамону, сгоревшему в небе Техаса над городком под названием Палестина
Живьём сгорел ещё один...
Вновь приоткрылась в бездну дверца.
Ликуют Газа и Дженин:
"Пусть подыхают иноверцы!-
Горят поленьями в печи,
Кричат от запредельной муки.."-
И потирают палачи
Свои мозолистые руки.
Мы избраны, чтобы сгореть,
Чтоб жизнь закончить пеклом, взрывом,
Обугливаясь, умереть
В автобусе под Тель-Авивом,
В Треблинке, в Витебске, в Крыму,
В Натании, в Варшавском гетто...
Такого не понять уму,
И сердцу недоступно это.
В горящих башнях-Близнецах
Стекло текло и испарялось,
И дым клубился в небесах,
И Катастрофа повторялась...
Мы - топливо в Его печах,
И потому мы все - едины;
Мы испаряемся, крича
В песках и в небе Палестины.
Ни свет, ни слава, ни покой
Не осенит простор над нами...
Нас Б-г укрыл своей рукой,
Но Б-жьи руки - это пламя.
2003
Кто наград не искал и не лез напролом,
Тот, кто не плутовал за игорным столом,
Кто под бой барабанный не шёл на парад,-
Мой источник, мой предок, мой прадед, мой брат...
Я завидую вам, дорогие мои
Иудеи, не евшие мяса свиньи,
Жизнь проведшие строго, средь круга родни,
Посвящавшие Б-гу субботние дни...
Тишина. Семисвечник горит на столе.
Звёзды в форточке тлеют, как угли в золе.
Час вечерней молитвы. Покой. Витебск спит.
Светлый мальчик со скрипкой над крышей летит...
Пусть минует тебя пламя завтрашних бед,
Пусть тебя защитит тот мерцающий свет!
Сквозь безмерность грядущих кошмаров - пройди
С шестикрылой мишенью на впалой груди...
Сколько лет сквозь тебя прорастает трава?
Слышу голос беззвучный из душного рва,
Где цикады поют и цветут васильки
Над невидимым контуром детской руки...
Кто не верует в смерть - тот вовеки живёт.
Так молись же, не зная грядущих невзгод!
Я с тобою молюсь, чтоб в веках сохранить
Наших душ неразрывную нить.
1982