РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ЭХО
Литературные проекты
Т.О. «LYRA» (ШТУТГАРТ)
Проза
Поэзия
Публицистика
Дар с Земли Обетованной
Драматургия
Спасибо Вам, тренер
Литературоведение
КИММЕРИЯ Максимилиана ВОЛОШИНА
Литературная критика
Новости литературы
Конкурсы, творческие вечера, встречи
100-летие со дня рождения Григория Окуня

Литературные анонсы

Опросы

Работает ли система вопросов?
0% нет не работает
100% работает, но плохо
0% хорошо работает
0% затрудняюсь ответит, не голосовал

ЕВРЕЙСКИЕ МОТИВЫ В ПОЭЗИИ НАРОДОВ РАЗНЫХ СТРАН. ИВАН ФРАНКО.

Поэзия Марк Каганцов


«ПО-ЛЮДСКИ»

МАРК КАГАНЦОВ, ЮЛИЯ СИСТЕР


Продолжим рассказ об Иване Франко – писателе, поэте, философе, учёном, мыслителе, который очень ценил духовные принципы и сам был высоко духовным человеком. Это мы видим в его творчестве поэта и прозаика. Все его принципы, взгляды отражены и в его поэме «По-людски», которая публикуется в этом разделе. Эта поэма является ярким примером выражения его мыслей как философа и ученого. Герои этого произведения прошли тяжелый путь, пока стали жить "по-людски", автор таких людей явно уважает. Описывает, как евреи начинают заниматься крестьянским трудом с любовью и удовольствием. В его поэме есть положительные и отрицательные герои. Отношение к ним соответствующее. Его взоры устремлены в первую очередь к украинскому народу, что совершенно естественно и понятно. Но он хочет определить место своего народа среди других народов. Вообще пишет о людях бедных, которым сочувствует, и богатых. Евреи, жизнь и язык которых он хорошо знал, занимают видное место в его творчестве, он все время проводит параллель между двумя народами: евреями и украинцами, считает их судьбы очень похожими. Призывает свой народ пойти по пути, который евреи уже прошли.


Иван Яковлевич Франко (1856-1916) родился в с. Нагуевичи Дрогобычского района Львовской области в семье сельского кузнеца. Учился в Львовском и Черновицком университетах. В 1893 г в Венском университете защитил диссертацию, получив ученую степень доктора философии, а в 1906 г ученый совет Харьковского университета присвоил ему степень доктора филологии. Свои философские взгляды Франко изложил в трудах «Мысли об эволюции в истории человечества», «Что такое прогресс?», «Новейшие направления в народоведении» и многих других прозаических, поэтических и публицистических произведениях. Основой мировоззрения Франко является духовная и идеалистическая философия. Иван Франко говорил о познании мира через духовное понимание, доказывал познаваемость мира и его закономерностей (Высших Законов). По его мнению, мироздание узнаваемо и познаваемо через его законы, оно как “книга, которую человек должен читать” для своего счастья, поскольку знание законов развития необходимо для жизни. Франко подчеркивал, что у людей есть возможность раскрыть “тайны жизни”, познавая законы развития на основе исследования мироздания.


Значительное место во взглядах Ивана Франко занимали духовные общечеловеческие ценности. Каждый человек должен выработать определенные понятия “о жизни и взаимоотношениях с людьми”. Таковы “понятие блага, истинности, справедливости, правды”. Именно они и составляют предмет “самой ценной науки”, которая “учит человека жить по-человечески” – она руководит его шагами, она меняет животную природу человека на человеческую и облагораживает, и таким образом делает способным человека к восприятию “состояния счастья” как состояния внутреннего удовлетворения, так и состояния отношений с людьми”. По мнению Ивана Франко, “всесторонне воспитанный человек, свободный в своём Духе и взаимодействующий с людьми, – это основа идеалов и Принципов, ведущая к прогрессу человечества” (эволюции сознания людей).


Человека И. Франко рассматривал как вершину развития природы, однако сознавал его многогранность и индивидуальность, глубоко задумываясь над вечными проблемами человеческого бытия, жизни и смерти, добрых и злых, сложных взаимоотношений с миром и другими людьми. Через осмысление трагичности бытия человека он выходил на предчувствие тех фатальных катаклизмов XX столетия, которые привели к бессилию личности перед тотальным насилием.


Науки он условно разделял на физические, или естественные (науки о внешнем мире) и антропологические (науки о человеке), которые составляют единую неразрывную цепь, одно целое. Человек также является произведением природы, а все, что она сделала и что может сделать, должно быть сделано не только на основании «врожденных сил». Свойства человека, которые являются предметом изучения антропологических наук, И. Франко разделял на телесные и духовные. К антропологическим наукам он отнёс логику, психологию, педагогику, историю, этнологию (науку «о жизни разных народов, про их образ жизни, привычки и т.д.»), общественную экономику. Каждый человек, который живет в обществе, должен выработать в себе определенные понятия о жизни с людьми, о взаимодействии с ними. Это есть понятия истинности, справедливости, правды, доброжелательности и добра. Эти понятия, по его мнению, служат основой нравственности, которая составляет предмет последней и высочайшей науки – этики. Этика учит человека жить по – людски, она руководит всегда и всюду ее шагами, она изменяет животную природу человека и облагораживает. В таком виде этика делает ее способной к восприятию счастья как внутреннего самоудовлетворения, так и общественного, что базируется на «согласованной работе всех людей и на братской взаимной любви».


Человека он считал добрым от природы: «Не в людях зло, а в оковах тех, которые незримыми узлами связали сильных и слабых с их мучениями и их делами». В своих социально – философских поисках он обращался к марксизму. Разделяя его идею освобождения трудящихся, вместе с тем возражал крайнему рационализму марксизма, который, игнорируя национальные ценности и свободы личности, абсолютизируя роль способа производства, плодит фатализм.


Народ, указывал И. Франко, хотя и угнетенный, бедный, беспомощный, но исподволь поднимается и ощущает большую потребность в правде и справедливости. Так вот работать в пользу такого народа необходимо и никакая работа не пропадет напрасно.
Свою моральную обязанность И. Франко выполнял двумя путями. Первый из них - это исследования проблем истории и культуры собственного народа, определения его места среди культур других народов. Это средство пробуждения морального сознания и национального достоинства украинского сообщества. В статье «С концом года» он так очерчивает задачу формирования национального сознания: «Только... интегральная, всесторонняя работа сделает нас кем-то, сделает нас живой единицей среди народов». Он призывал интеллигенцию направить свои усилия на углубление связи с народом и даже предложил программу духовного развития украинского народа, охватить массы системой просветительской деятельности.
Кроме культурной деятельности, вторым путем было пробуждение морального сознания и национального достоинства украинского сообщества, пробуждение в людях, придавленных нечеловеческими условиями существования, духа свободы и человеческого достоинства.


Он принципиально отстаивает гуманистический принцип сочувственного отношения к простым и обездоленным людям. В своем художественном творчестве он постоянно ставил и стремился осмыслить морально – этические проблемы: раскрывать моральный потенциал простых людей, украинского народа; изображать настойчивые, часто трагические поиски человеком счастья; осмыслить важные взаимоотношения между людьми, человеком и обществом. Темой борьбы добра и зла пронизаны даже его сонеты.
Гуманисту - писателю была чужда идея противопоставления героя и народа. В поэме "Моисей" он вывел необходимость неразрывного единства героев и народа, которые стали ручательством выживания народа и его дальнейшего развития. Только единство героя с народом, их единения в общей работе будет оказывать содействие общественному благу и формированию национального сознания.
В этике И. Франко важное место занимала проблема прогресса человечества в ее моральном направлении. Понятия общественной поступи связывается с интересом конкретной человеческой личности. Из этих позиций показаны разногласия исторического развития человечества, его неравномерность, дискретность и локальность. Богатство, которое сосредоточенное в руках небольшой части общества, знания или развитие искусства не являются реальными показателями поступи, а критерием его есть развитие отдельной человеческой личности. Путь к ней - в человеческой умной творческой деятельности. Поступь связывается, прежде всего, с национальным развитием, а нация рассматривается как средство самоидентификации личности.
Считая, что писатель может ориентироваться на новейшие достижения науки о человеке и общества, И. Франко страстно следил за развитием социологии, этики, эстетики, размышляя над их актуальными проблемами.


Около 1893 г. Франко отдается преимущественно научной работе, вновь записывается в Львовский университет, где профессор Огоновский собирался сделать его своим преемником по кафедре древнерусской и малорусской словесности. Потом заканчивает историко-филологическое образование в Венском университете на семинариях у академика Ягича , издает (1894) обширное исследование об Иоанне Вышенском и докторскую диссертацию: "Варлаам и Йоссаф", издает (с 1894 г.) литературно-историко-фольклорный журнал "Життье i Слово", печатает старорусские рукописи и т. д. В 1895 г., после удачной вступительной лекции Франко в Львовском университете, профессорский сенат избрал его на кафедру малорусской и старорусской литературы, и Франко мог радоваться, что, наконец, у него есть возможность сбросить с себя "ярмо барщины" (так он называл обязательную работу в польских газетах ради куска хлеба для себя и семьи) и посвятить себя всецело родной науке и литературе. Однако, галицкий наместник граф Казимир Бадени не допустил до утверждения профессором человека, "который три раза сидел в тюрьме".
Как раз к этому времени "Научное общество имени Шевченко в Львове" носило, под председательством профессора Грушевского, прогрессивный характер и предприняло несколько серий научных и литературных изданий; работа в этих изданиях стала оплачиваться и в число основных работников был привлечен Франко. С 1898 г. он был редактором "Лiтературно-Наукового Вiстника", лучшего малороссийского журнала, издаваемого обществом имени Шевченко; здесь напечатана большая часть его беллетристических, поэтических, критических и историко-литературных произведений. Научные сочинения Франко по истории, литературе, археологии, этнографии и т. п. издаются в "Записках" научного общества имени Шевченко и - монографиями - в многочисленных "Трудах" секции общества, в одной из которых Франко являлся председателем. Неполный перечень одних только заглавий написанного Франко, составленный М. Павликом, представляет объемистую книгу (Львов, 1898). 25-летний литературный юбилей Франко торжественно отпразднован в 1899 г. малороссами всех партий и стран.
Лучшие малороссийские писатели России и Австрии без различия направлений посвятили Франко сборник: "Привiт" (1898). Некоторые сочинения Франко переведены на немецкий, польский, чешский и русский языки.
Ниже публикуется упомянутая выше поэма «По-людски», которая иллюстрирует все ипостаси её автора.


Библиография
1.Статья «Украинская литература». Краткая еврейская энциклопедия.
2.А. Кузнецов. «Иван Франко – философ и мыслитель, ценивший духовные принципы».
1-veda.info/blog/иван-франко-философ-писатель-поэт-1856-1916/
3. Этика И.Франко. http://entelehia.ru/lec-8289.html
4. А.Крымский. «Франко Иван Яковлевич (1856 – 1916)».
http://www.abc-people.com/data/franko/dat2.htm

«По-людски»
Перевод сделан по публикации в «Энциклопедии жизни и творчества Ивана Франко»
http://www.i-franko.name/uk/Verses/ZVershynINyzyn/ZhydivskiMelodiji/Po-ljudsky.html
Содержание

1 «Заработок онучкарский ...»

2 «Я в Руди близь Магерова ...»

3 «Ох, я старый ...»

4 «Раз зашёл в пустую хату..»

5 «Дал похоронить я трупы...»

6 «И тогда пошёл я к войту.. »

7 «Не скажу тебе, как тяжко ...»

8 «К вечеру еще глядело... »

9 «Когда в панщине трудился...»

10 «Погостил у меня Шая ...»

11 «К Штенглю я затем частенько...»

12 «Умер раз корчмарь близ Жовквы...»

13 «Так вот Шая-Ляйб расстался ...»

1-5 сентября 1889
Примечания

Впервые опубликовано в ж. «Народ», 1890, № 8, 9, 11, с. 117 - 118, 130 - 131, 162 - 164 под заголовком: «По-людски (Рассказ онучкаря)» и с примечанием автора: «Писано в
тюрьме 1-5 сентября 1889».
Онучкарь – мелочный торговец вразнос, офеня, коробейник.


1. «Заработок онучкарский ...»

 

Заработок онучкарский -

Это хлеб не жирный, бедный:

Ходишь, бродишь, мокнешь, мерзнешь,

Словно пес, за грошик медный, -

А ведь вспомнить как - то любо,

Вот, ей Богу! Поле, плёс,

Сёла разные и люди ...

Бог куда меня не нёс!

И какого только чуда

В жизни меж людьми не видел!

Правда, и добро случалось,

Чаше горе и обиды.

Среди сутолоки той,

Словно звёзды ясные,

Две еврейские фигуры

Вспоминаю часто я.

Видели, как из колодца

полевые косари

Летом воду пьют, всем телом

Припадая до земли, -

Оба так моих знакомых,

Что в работе пот лили,

Жизнь черпали и здоровье

С нашей матушки - земли.

Никогда людей обиды

К ним не липли, словно сор.

А от них в мир шло добро лишь,

Как вода на луг из нор.

Край наш бедный, люд наш темный

В бедах очерствел, окреп.

И смеясь чужому горю,

Рвёт из горла брата хлеб.

Поэтому должны гордиться

Теми, кто из этой тьмы,

Кто из страшной волчьей стаи

Вырвались, чтобы быть людьми.


2. «Я в Руде близ Магер0ва ...»

 

Я в Руде близ Магер0ва

Раньше уж не раз бывал,

Про семью я Шлёмы Штенгля

Тоже уж не раз слыхал.

Как-то летом пополудни

В дождь попал я проливной,

Спрятался в саду у Штенгля

Под густою груш листвой.

Хата Штенгля доложу вам -

Дом крестьянский, не шинок!

Двор при ней, сарай, конюшня,

Пасека и вновь садок, -

От дождя укрыть товар здесь,

Чтоб совсем он не промок ? »

«Шлёма в поле при работе,
Всюду лад, присмотр, порядок.

Замечается во всём,

Что не только деньги любят,

Но и любят жить трудом.

Жернова грохочут в сенях!

Постучав, зашёл в избу:

Дед в сенях там жерновами

Мелет гречку на крупу.

С бородой седой по пояс,

И сутулится слегка,

Только плечи, словно двери,

Как лоза, крепка рука.

Поздоровались. «Мне нужен

Шлёма Штенгель. Я бы мог

 

Не заботься ты о том!

Хаим я, отец я Шлёмы...

Место для тебя найдём!

Шлёма в поле и все дети -

Ведь сейчас у нас страда...

Для косьбы сей дождь не вреден!

Одного меня года

Держат в доме ... Ну, да что уж!

Не без дела тут и я:

Домелю, сварю я каши,

Будет ужинать семья.

Так, сыночек, в нашей жизни

Всё трудись, пока здоров,

Вот на женскую под старость

Я работу перешёл! »

Улыбнулся добродушно.

«Я не жалуюсь! - Сказал. -

И за это слава Богу! »

И опять молоть он стал.

А смолов, принёс он сито,

Просевать стал гречку.

« Ты сходи-ка за дровами,

Затопи-ка печку! »

Затопил я. Быстро каша

Закипела. Внес старик

Масла, молока, сметаны

И сказал мне: «Ну, бери

Миску, ложку, наедайся!

У меня ты гость один!

Поздно все вернутся с поля,

Мы пока что поедим ».

Мы поужинали, Хаим

Говорил всё, - рад, видать,

Был чужому человеку.

И хоть начал дождь стихать,

Не пустил меня в дорогу:

«Ты останься ночевать!

Завтра Шабас, грех ходить-то, -

С нами будешь отмечать! »

Так мне было в этой хате

Тихо, мирно, хорошо,

Что и самому хотелось

Погостить мне в ней ещё,

Захотелось знать поближе

Хлеборобскую семью.

Выждал я, когда работу

Хаим завершил свою,

Я спросил: «Скажи, реб Хаим,

Много мест я исходил,

А евреев - земледельцев

Никогда не находил.

Как же это получилось -

Разобраться помоги,

Что еврейские занятья,

Что шинкарство и торги

Вы оставили, работа

На земле для вас милей? »

Выслушал старик, нагнувшись

Головой седой своей:

«Мудрый задал мне вопрос ты!

Знать, недаром ты блуждал

Меж людей, смотрел повсюду,

Правды мыслями искал.

Нынче время всем искать вам

Правды той! И если бы

Это поняли евреи,

Не сидело б, как грибы,

Племя наше в этом крае,

И сосало кровь саму, -

Сотни лет уже живя в нём,

Чуждым сотни лет ему!

Знаю, знаю это тоже,

Как непросто повернуть

С тракта, что давно наезжен,

На иной, на новый путь -

Но ведь нужно! Да и так ли

Нынче, как тогда жилось

Тяжело, когда другой мне

В жизни путь избрать пришлось? ..

Я не думаю хвалиться

Тем, что к правде я свернул, -

Тяжким для меня ударом

На тот путь Господь пихнул!

Шёл не сразу я путём тем,

Шёл, как сквозь огонь и дым ...

Слушай, может пригодиться

Мой рассказ вам, молодым!»

Примечания

Магеров - городок, сейчас Жолковского района Львовской области.

Руда - село, ныне Жолковского района Львовской области.


3. «Ох, я старый ...»

 

Ох, я старый! Доживаю

Уж седьмой десяток лет.

Полностью переменился

На моих глазах весь свет.

Паровозы и машины,

Телеграф и самолёт,

Панщину снесли, послами

В Вене был простой народ,

Обанкротилась вся шляхта,

Стал еврей владеть землёй:

Комиссаром бывший граф стал,

Полицаем – князь былой!

Ой, не то, что было раньше!

Страшно даже вспоминать,

Что собою представляла

Панщицкая благодать.

Ой, плохое было время!

Видишь, я простой еврей,

А попробовать досталось

Верх и низ её, поверь.

Панской милостью гордился -

Но смело, как помелом,

Я бывал, как говорится,

За столом и под столом.

Пан в Руди сидел богатый,

Древен графский его род , -

Но он был без милосердья,

Обижал простой народ!

Я поверенным его был.

Угодить ему был рад!

Как еврей, познавший пана,

Гнулся я на панский лад.

Вижу, что пан любит бить всех,

Любит плач – и для того

Так гну, чтоб в селе небитым

Не осталось никого.

Вижу, что пан любит деньги, -

Я поборы с голытьбы

Для него ввёл: то за праздник,

То за хмель, то за грибы.

Вижу, девушек пан любит,

Хоть женат и дочек пять, -

Для него я всё устрою ...

Аж противно рассказать!

Но, и нужно! Ничего я

Не скрываю, чтобы ты знал,

Из каких поганых дебрей

К свету Бог меня поднял!

Так пять лет, как пёс, служил я.

Непрестанный плач стоит

На селе! И покушались

Уж не раз меня убить,

Пана сжечь они пытались...

От засад мы тех ушли.

Ну, а кто их затевали,

После в тюрьмах, знать, гнили.

Начали тогда крестьяне

Разбегаться из села.

Пан смеялся! Ведь погоня

Вслед за беглецами шла.

Кто попал погоне в руки,

Бит и тянет вновь ярмо;

Кто пропал, лёг быстро в землю,

И у Господа давно.

А во всём том словом, делом

Помогаю пану я,

Затвердела, озверела

Аж до дна душа моя.

Я женился ... брак удачен ...

Трое деток родилось,

Но для радостей семейных

В сердце места не нашлось.

Буркну, крикну и ударю,

И во двор бегу опять,

Словно пес, щенков кусая,

Руку панскую лизать.

Вот пришел год тридцать первый.

Год холеры, год недуг,

И в мою семью и душу

Словно громом ударил вдруг.

Ночью дом наш, словно вор,

Ангел смерти посетил -

Умерли жена и дети,

Всех их как косой скосил.

Крики , стоны их и муки,

Эти страшные страданья

Потрясли меня впервые,

Глубоко мне душу раня.

Видел синие их лица,

Почерневшие уста,

И внутри меня, как пропасть,

Появилась пустота,

А на дне ее глубоко

Словно черная змея

Шевельнулась и проклятий

Шепчет мне слова, шипя:

«Вишь, что здесь добра и счастья

У тебя, пса, Бог забрал!

Так и надо! Ты вчера лишь

Не любил их и не знал!

Ты не смей над ними плакать!

Твой собачий плач в сей миг

Неповинные те трупы

Опоганит, осквернит! »

Испытал я страх великий

Лишь взглянув на них мельком, -

Как безумный я из дома,

Побежал во двор бегом.

Во дворе страх и тревога,

Всё бледнеет, всё дрожит ...

Не гляжу, иду я к пану.

Глянул, пан и сам спешит.

«Пёс! Так вот как ты был верен!

Так добро моё стерёг?

Ну-ка, всыпьте ему, хлопцы,
Чтоб штаны надеть не мог! »

Не успел сообразить я,

Что, откуда и за что, -

Повалили, придавили,

Пан одумался и молвил:

«Ну, пустите уж, хорош!»
Подвели меня. «Жидяра,

Признавайся! Знал о том,

Что с военным моя дочка

Хочет убежать тайком

Этой ночью и забрать
Всё моё добро с собою?

Признавайся, а иначе

Будешь бит ты смертным боем!»

Задрожал я. «Пан, - сказал я, -

Ничего о том не знал,

Но, я вижу, нас обоих

Бог сей ночью наказал.

Он тебя задел легонько,

Знать, хотел лишь пригрозить,

У меня жену с детьми взял!

Можешь дальше меня бить! »

Вижу, пан белей сорочки.

«Что, холера?» - прошептал.

«Да, холера!» - отвечаю,

И испуг их всех обнял.

Как столбы те, повставали.

Чуть стою я на ногах.

Мокрый весь от крови, вышел

Со двора я на большак,

И куда тогда пошел я,

Как семью похоронил -

Ничего того не помню ...

И что дальше я творил -

Даже вспоминать боюсь я.

Знаю лишь, что дикий страх

Перед каждым человеком

Чуял. В дебрях и лесах

Пребывал, и только ночью

У домов я, словно волк,

В пустошах искал поживу

И хватал всё то, что мог.


4. «Раз зашёл в пустую хату ...»

 

Иван Франко

Раз зашёл в пустую хату,

Где не светится. Там, знать,

Все уж умерли. Вдруг слышу -

Как котята там пищат.

Сильно сжало моё сердце!

Засветил я свет на миг:

Мать с отцом уж не живые,

Чёрные, а вокруг них

Трое маленьких детишек

Еле ползают , пищат,

Как три ангела, попавших

В чёрный и зловонный ад.

Свет увидев, сразу стихли.

Так голодные глядят.

Столько в этих глазках горя,

Столько страха, просьб немых,

Что я, сам себя не помня,

Кинулся к ним, обнял их,

Стал рыдать я, как ребенок.

Своё горе, своя боль

Слез не выжали из сердца,

А те дети ... Боже мой!

Как три маленьких голубки

Тянут ручки ко мне здесь.

Просят бледные их губки

Дать им что-нибудь поесть.

Я вскочил, будто из тёрна,

И поклялся всё отдать -

Жизнь и силы, чтоб тем детям

Смог отцом хорошим стать.

Сразу выволок я трупы,

В хате печку затопил,

Разыскал муки и масла,

Детям каши наварил.

А как деточки поели,

Положил их спать, а сам,

Грудью кинувшись на землю,

Волю горьким дал слезам.

Много я в ту ночь продумал,

Перебрал былое всё,

Принял твёрдое решенье

На грядущее своё.


5. «Дал похоронить я трупы ...»


Дал похоронить я трупы,

К пану я пошёл во двор.

Уж холеры не боится,

И насмешлив его взор.

Пан сказал: «Ну, Хаим, что там

Слышно в лесе? Как живёт

Волчья мать? Тебя медведи

Приглашали ли на мёд?»

Поклонился и прошу я:

«Сделайте одну мне вещь:

За мой труд на Вас прилежный

Дайте на земле осесть ».

«Ты рехнулся, - пан аж крикнул,

Или вовсе одурел?

Плохо ль у меня служилось?

Панщины ты захотел? "

«Службой Вам я, пан, доволен,

Но в неё вновь не пойду!

Я добра наелся вволю,

Мне б попробовать беду.

Умерли отец и мама

Здесь у маленьких сирот.

Бог послал мне испытанье -

Этих деток мне даёт.

Будет долго, вероятно,

Пустовать теперь земля,

Так позвольте ж, чтоб с неё Вам

Отбывал повинность я».

Слушал, слушал пан слова те,

Речь странна ему моя:

«Видел в мире я немало

Всевозможнейших чудес,

Но еврея не встречал я,

Чтоб он сам в неволю лез.

Что ж, как хочешь! Лезь, убогий,

Не препятствую тому,

Но, коль ты назад захочешь,

Вновь на службу не приму ».

Поклонился я и Бога

Попросил, чтоб сил мне дал,

Чтоб меня на службу к пану

Никогда не возвращал.

И ушел. Вот так холопом

Стал я, сын! Ты видишь сам,

Что нелегким для меня был

Первый шаг в холопский стан.

Но ещё труднее стало,

Как узнало обо мне

Мужичьё, что враг заклятый

Нынче с ними наравне,

Что землю пашу, холопских

Я детей взялся кормить, -

Шум в селе поднялся, что я

Всех решил закабалить.

Клич: «Убьём жида! Прогоним!

Отберём детей, он тех

Думает на кровь порезать,

И еврейской верой всех

Нас опутать! .. » Вся досада,

Что в их душах за пять лет

На меня внутри кипела,

Вылезла теперь на свет.

И пришлось теперь питаться

Тем, что прежде я сварил,

И бороться с той бедою,

Что сам прежде натворил ...
6. « И тогда пошёл я к войту* ... »

И тогда пошёл я к войту,

Чтоб общину он собрал,

И сказал общине: «Знайте,

Землю Проца я принял

Для сирот его. Повинность

Буду отбывать я сам,

Когда вырастут ребята,

Всё им полностью отдам.

Коль считаете, не смею

У себя я их держать,

То кому на воспитанье

Должен я детей отдать?

Обеспечивать едою,

И одеждой, всем - готов.

Ну а вы назначьте сами

Для детей опекунов».

Услыхав это, община

Как воды набрала в рот, -

Только ненависть по капле

Вновь заговорила. «Вот

Привязался жид! – кричали, -

Что ему ещё от нас?

Или мало насосался

Нашей крови в прошлый раз?

Убирайся, жид проклятый!

С нами здесь тебе не жить!

До беды не доводи нас!

Лучше сразу положить

Тех сирот живьём в могилу,

Чем соседствовать с тобой! »

Так, ярясь, они вопили.

Успокоил их лишь войт,

Говоря, что волю пана

Изменять не мужикам.

«А сказал вам Хаим правду!

Я советую то вам ».

Еле сход угомонился

И опекунов избрал.

С тяжким сердцем я детишек

Тем опекунам отдал.

Но недолго довелось мне

Их кормить. В короткий срок

Умерли они. Тогда лишь

Вновь женился я, сынок.

*Войт (польск. wójt, родственно немецкому фогт) — в городах Беларуси, Литвы, Польши и Украины, основанных на магдебургском праве, в XV-XVIII веках выбираемое (обычно из зажиточного населения) служебное лицо, которое возглавляло магистрат.
Войтов в городах Украины утверждал гетман. На Левобережной и Слободской Украине войты (старосты) были и в селах, где их избирала сельская община. Должность войта существовала в украинских селах до XVIII века, а в городах — до отмены Магдебургского права в начале XIX века.
В Галиции в составе Австро-Венгрии войт возглавлял сельскую общину, а на украинских землях, входивших в 1921—1939 годах в состав Польши, войтом назывался руководитель наименьшей административно-территориальной единицы — гмины.


7. «Не скажу тебе, как тяжко ...»

 

Не скажу тебе, как тяжко

Приходились мне тогда.

Труд холопский, пана палки,

Взгляды страшные всегда,

Было столько жуткой злобы,

Жгучей ненависти в них.

Я встречал их ежедневно

От соседей всех своих.

Только было моё сердце

Закалённым: всё прошёл,

Ненависть в себе и злобу

К людям я переборол.

Что они со мной творили,

То и в сказке не сказать!

Окна били, хлеб губили,

Обокрали разов пять.

А чтоб мне помог хоть кто-то,

Хоть однажды, как сосед,

Даже доброго словечка

Не было! И десять лет

Пребывал в таком аду я,

Мучась, горе нёс за трёх,

Так трудился я для пана

И себя. И только Бог

Сохранял во мне надежду,

Ведь не раз уже вот-вот

Окончательно б пропал я.

Честь ему из рода в род!

Я женился на беднячке,

Работящей, слуг нанял,

А пустое это поле

На меня пан записал.

После добрым своим делом

Я общину победил.

Я рассказывал тебе уж,

Как-то пана я подбил,

Чтоб общинный лес в бумагах

Словно панский записать.

За тот лес община с паном

Судится лет уже пять.

Как холоп в лихое время

Победить бы смог обман!

Хоть и нынче - хочешь права,

Выворачивай карман.

Вновь община проиграла ...

Пан уж лес отгородил,

Да и новые поборы

На холопов наложил.

Слышу я - кипит в общине,

Грозный шёпот на селе:

«Убивать пора нам пана!

Нету правды на земле!»

Думаю я, плохо дело.

Вот община собралась,

Говорю им : «Успокойтесь
Правда есть еще средь вас.

Я про лес тот точно знаю,

Кто, когда его вписал, -

Как свидетель против пана

Встану, лес ваш не пропал!

Вы на пересуд подайте!

Дам пол суммы на процесс».

Ну, что долго говорить тут -

Выигран общинный лес.

Обозлился на меня пан,

Мне вредит - просто беда,

Но во мне соседа, брата

Люд простой признал тогда».


8. «К вечеру еще глядело... »

 

Иван Франко

К вечеру еще глядело

Солнце в зеркало речное,

Как в саду раздался гомон:

Женщины вернулись с поля.

Жены Хаима и Шлёмы,

Обе женщины в платках,

Обе женщины с серпами,

По снопу у них в руках.

А служанка мешок полный

Скошенной травы несла

На питание коровам.

Хаима жена вошла

В хату, Шлёмина в конюшню

С поварихою ушла.

Вот идёт с сынами Шлёма-

Оба юноши в отца, -

Все три с косами: луг сена

Ими скошен до конца,

И ещё покос раскинут -

Завтра Шабас, сохнет пусть!

Вот играет рог: скотину

Гонит с пастбища пастух.

Хлопцы бросились, загнали

Скот, а женщины потом

Подоили и задали

Всей скотине в ясли корм.

И так весело и складно

Общий труд у них идёт,

Просто радуется сердце! ..

Лишь едва на небосвод

Вышли звезды, а уже все

В доме, как закон велит,

На молитву вместе встали.

Дай Бог всем Его молить

Так же искренне и твёрдо!

Ужин славный был потом,

И хозяева, и слуги

Вместе за одним столом.

После, снова помолившись,

Собираться спать все стали:

На конюшню - парни, мене же

В доме на полу постлали.

Утром вновь молились вместе,

А затем обед (в ночи

Он, вчера ещё готовый,

Прел, в залепленной печи).

Выпили по рюмке мёда

(Мёд сам Хаим настоял),

По куску хорошей рыбы

Хаим каждому раздал.

После был лучок с яичком,

Дальше с кашей разносол,

Под конец субботний кугель

Украшал собою стол.

Пообедав, парни поле

Посмотреть пошли потом,

Женщины крутились в доме.

Шлёма с Хаимом вдвоём

Вынули святые книги

По закону почитать.

Я присел к ним. И такая

В сердце млела благодать!

Так тепло в той теплой хате,

Что, казалось, век здесь мог

Жить и миром бы широким

Стал мне этот уголок.

Виделось, времён далёких

Дух ещё здесь не истлел,

Когда патриарх седой наш

Средь шатров своих сидел,

И сам Яхве к нему в гости

Заходил, когда хотел.

Я сказал ему: «Реб Хаим,

Хорошо живётся вам,

Я, пожив денёк лишь с вами,

Так хотел бы жить и сам ».

Улыбнулся тихо Хаим,

Головою покачал ...

«Так-то так, - сказал негромко, -

Когда я холопом стал,

Я нашел покой и силу.

Всякий их в себе б нашёл,

Если б, бросив путь нечестный,

Этим же путём пошёл.

Но не вся, сынок, тут правда!

В том покое, в той тиши

Дух мельчает, и мозоли

Уж готовы для души.

Есть собачье что-то в сердце

У людей, что схожи с нами:

Ведь бегущий за телегой,

Побежит и за санями.

В нас всего важней привычка.

И куда приткнёт судьба лишь,

Там и примемся, как верба,

Что растет там, где посадишь.

Знал лишь ненависть и злобу-

Примешь их и в кость, и в кровь,

Если б вырос по-другому,

Взял добро бы и любовь.

Как пиявки, своей крови

Нет – чужую мы сосём.
Потому хотим покоя.

Он нам заменяет всё.

Но натуры есть иные -

Мне знаком людей тех вид,

У которых, словно пламя

Жаркое в груди горит.

Гонит с места их на место,

То в один край, то в другой.

Мечутся неугомонно

И воюют весь век свой.

За сто дел они берутся,

Всё им мало, что-то им

Не даёт укорениться,

Быть довольным лишь одним.

Люди с нашею натурой,

Видя странный нрав такой,

Над безумцами смеются

И качают головой,

И спокойны. Ой, и сам я

Часто тем грехом грешил,

Пока мой тяжёлый случай

Других мыслей не внушил.


9. «Когда в панщине трудился ...»

 

Когда в панщине трудился,

А община зла была,

В год один беда случилась:
Обокрали всё дотла,

Весь домишко, всё хозяйство!

Сам не знал я как мне быть -

С трудностью такой столкнулся, -
Нечем жить и дань платить.

Взял я в долг тогда у пана,

Триста римских*. Посправлял

То, что нужно, ежегодно

Долг товаром отдавал.

Через год был вновь обкраден,

И пришлось тогда опять

Двести римских на прожиток

Мне у пана занимать.

И залёг тот долг на совесть

Неподъёмною скалой ...

То скотина околеет,

То неурожай большой ...

Отдавал что мог товаром!

Правда, пан не налегал.

Только вот из-за меня пан

Спор с общиной проиграл.

Было осенью. Вот едет

На коне лакей Иван

И кричит мне громко: «Хаим,

Ко двору! Зовет вас пан! »

Прихожу. Пан лютый- лютый!

«Жид, где долг мне, говори?»

«Ничего пока не продал», -

Молвлю. « Бес тебя бери!

А мне нужно денег срочно!

Смог в свидетели пойти,

Так сейчас же здесь мне долг свой

Весь до капли заплати! »

«Пан, - сказал я, - вашей ласке

Благодарен я, что там

Я имею: если б продал

Всё, то долг отдал бы вам».

«Так продай!» - «А что же делать,

Пан, тогда я буду сам? "

«Хоть стань нищим, мне нет дела!»

«А жену с детьми куда?»

«Меня это не волнует!

Хоть в могилу их кидай!»

«Так ли, пан? Даю Вам слово

Как смогу, верну долг свой. -

Нету выхода другого, -

Хоть что делайте со мной! »

Эх, сверкает пан глазами,

Кулаком бьёт по лицу

Раз , второй! «Ты - пёс поганый!

Вот за это подлецу!

Хлопцы, срочно запрягайте,

В дом к нему езжайте все,

Хлеб, одежду, скот и утварь

Всё собрать до голых стен,

Все во двор ко мне везите!

Посмотрю, как будешь рад! »

Дворня кинулась. Уж фуры

Вдоль по улице пылят! ..

Еще часу не минуло,

Небогатый скарб весь мой

В двор стащили. Встал, не знаю,

Мёртвый я, или живой.

Как тогда мне показалось,

Что мир рушится кругом, -

Человек живёт, срастаясь

С каждым добытым куском!

Жена, дети прибежали.

Плачут, просят и ревут;

На крыльце пан трубку курит.

Всё плюёт и взглядом лют.

Жена пала ему в ноги,

Целовать их начала ...

«Марш!» - пан крикнул и в грудь пнул ей

Сапогом, аж кровь пошла.

Вдруг тур-тур! Возок в подворье.

В нём еврей, уже в годах,

Едет он в простом халате,

Держит вожжи сам в руках,

Одноколкою доехал

До крыльца тот старичок,

Осмотрев всю ту содому,

Улыбнулся и молчок.

Пан от радости аж вскрикнул:

«Шая-Ляйб! За рожью ты? "

«Да, за рожью». - «Ладно, ладно!

Всё готово, лишь плати! »

«Ладно, пан, Скажи однако

Что за ярмарка у вас? »

«Слушай, Шая, ты гешефтсман,

Знаешь, что в гешефте час!

Сей еврей – должник мой давний -

Должен римских мне пятьсот

Третий год уже, ждал тихо,

Как воды набравши в рот.

Нынче требую расплаты,

Добиваюсь я добром -

Он еще мне грубиянит,

А платить не хочет он.

Потому велел забрать я

Всё добро его. Хочу

проучить его немного,

Сам себе свой долг плачу ».

«Пан, - ему я крикнул, - ложь Вы

Говорите! Я ведь сам

Обещал вернуть долги Вам,

Как зерно своё продам».

«Ну, смотри, в глаза живые

Врешь! - Он мне в ответ кричит. -

Ну, скажи, еврей, что мог бы

Ты иначе поступить?»

Шая-Ляйб спросил у пана:

«Сколько должен он?»-« Пятьсот».

«Ну, так вот вам ваши деньги!»

И достал один банкнот

На сто римских, второй, третий -

Деньги все он отсчитал.

«Это всё назад верните!»

Пан глазами лишь вращал.

Он вскочил, как сумасшедший.

«Что, такой пархатый жид

Смеет так ко мне подъехать? ..

Для меня же это стыд!

Не желаю твоих денег!

А ты, Хаим, прочь иди

Со своим поганым скарбом,

По частям вернёшь долги!»

Так сказав, он плюнул, фукнул,

Стукнул от сеней дверьми

И в своих покоях скрылся.

Онемев, стояли мы.

Шая-Ляйб сказал с улыбкой:

«Стыд вельможному! Вот что

Стоило пять сотен римских,

Чтобы нагнать ему в лицо

Хоть чуток стыда! Ну, Хаим,

Собирайся! Я хочу

Здесь скорей дела закончить,

У тебя я погощу».
*В Галиции австро-венгерский гульден (флорин) носил неофициальное название римский (ренский, золотой рынский) (укр. Римський).


10. «Погостил у меня Шая ...»

 

Погостил у меня Шая,

Позже часто заезжал.

Выслушав мои мытарства,

О себе он рассказал.

Я узнал о нём, разведал

Меж людьми его дела ...

Несомненно сила Божья

В человеке том жила!

Был неграмотным евреем.

А отец шинок держал

В Ракитном. И много горя

С детства Шая-Ляйб познал.

Но такую Бог натуру

Дал ему, что не был глух

И не отупел от горя

Неусыпный его дух.

По-людски жить, чтоб не только

Зла другим не причинять,

А помочь там, где возможно,

И со злом в войну вступать -

То, как ненасытный голод,

Мучило его весь век.

Куда только с тем желанием

Не спешил тот человек!

Шинкарём он был сначала,

Но занялся ремеслом,

Как-то с мастером подравшись,

Он в тюрьму попал потом.

На свободу выйдя, чуть ли

На разбой он не пошлёл,

Его в армию забрали,

Там покоя не нашел.

Видел где несправедливость -

Были времена трудней, -

Сразу вспыхивал, как искра,

И бросался в драку с ней.

Страх поведать, сколько в войске

Испытал он горя, мук!

Трижды был под трибуналом,

Кандалы ни с ног, ни с рук

Не слезали. Лет семнадцать

Отдал службе он в войсках,

Одинокий, голый, босый,

Тут почувствовал он страх -

Но не за себя, был сильным

И здоровым, всё умел,

А за то, что, лет прожив он

Тридцать пять, всё не успел

Ни спасти в беде кого-то,

Ни хорошего свершить!

Что страдал за правду столько -

Кому стало легче жить?

И подумал: «Надо взять мне

Сердце в горсть, сначала стать

Богачом, тогда и бедным

Будет чем мне помогать ».

Не поверишь, сверхевреем

Стать за десять лет сумел,

Словно пан, владел именьем

От своих купецких дел.

Торговал дровами, сеном,

Армии поставки брал ,

В Гданьск плоты сплавлял умело,

Наши сукна доставлял

Он в Румынию… Покуда

Год не выдался плохой -

Бросил всё, занялся хлебом,

Кукурузой и мукой.

Доставлял для трех уездов,

Бедным даром раздавал,

Заложил свою пекарню ...

Словом, он тогда спасал

И холопов и евреев

От беды на самом деле.

Когда выборы пришли

В год сорок восьмой, хотели

И евреи, и холопы

В Вену все его послать,

Но паны с попами вместе

Их смогли перекричать ...

Словом, все его любили,

Хоть остёр был на язык!

Он не раз о том сказал мне:

«Нет, как ты, я не привык

Жить холопом, повинуясь!

Лучше ль то тюрьмы хоть чуть!
Знаешь, когда я увидел,

Как твою жену пан в грудь

Пнул, вся кровь в мне вскипела

И над ухом, как оса,

Зазвенело ... Будь моложе,

Я б прибил его, как пса!

Нет, мне не житьё с тобою!

Не по мне твой тихий рай!»

Вот каких людей рождает

Иногда, сынок, наш край!»

Примечания

Ракитное - село, пожалуй, то, что сейчас в Яворовском районе Львовской области.

... Выборы в сорок восьмой ... - выборы 1848 в государственный совет в Вене после провозглашения конституции в Австрии.

 

11. « К Штенглю я затем частенько...»

 

К Штенглю я затем частенько

По дороге забегал,

Я гостил не день, не два там,

И в работе помогал.

Искренне там принимали,

Хоть я бедный онучкар,

А они с достатком люди.

Дар у них был как не дар,

А как возвращенье долга.

И с холопами живут,

Как свои, везде совместно -

Одинаков быт и труд.
Шлёма был в общинной раде,

Да и в школьной делегатом,

Сам не молод уж, по-русски

И по-польски мог читать он.

Хаим говорил частенько,

Чтоб учились дети: «Нам

Нужно вместе быть с народом,

Хватит уж служить панам!

Посмотрите, до чего нас

Служба пану довела,

Люд простой нас ненавидит,

Рад он, если из села

Жид уходит! Что не смеет

Жид к холопу подойти

Просто так, как к человеку

Человек! «Эге, знать, ты

У меня урвать желаешь! »-

Думает холоп - бедняк,

И по большей части верно

Думает о нас он так ».

Так вот Хаим своих внуков

И евреев тех, что знал,

Наставлял, и Шаю-Ляйба

Добрым словом вспоминал, -

Знать, любил он Шаю-Ляйба,

Как отца, и уважал ...

Вспоминаются слова мне,

Что о нём он говорил:

«Ой, на многие мне вещи

В жизни он глаза открыл!

Как ругал меня, что Шлёму

В светской школе не учил!

Нынче что холоп без знаний! ..

А ты знаешь, он почил

У меня, здесь, в этой хате!

Ну, такой уж человек,

Знать, не мог он, как богатый,

В роскоши закончить век.

Видишь ли, он был бездетен,

А когда остался вдов,

Он оставить всё именье

Захотел для бедняков.

Не как тот, что после смерти

Это сделать был готов,

В завещанье пишет сумму.

И идёт грош, как на грех,

Из одной руки в другою

И в них тает, словно снег.

И когда дойдет до дела,

Нет уж денег тех больших:

Дармоеды руки грели,

А для бедных вышел пшик.

Не таков был Шая-Ляйб мой!

Дело в руки сам берёт,

Госпиталь для бедных в Жовкве

Он построил за свой счет.

И еврейские две бани :

В Кристинополе одну,

А вторую в Раве, миквы

Были в них – всё по уму!..

Всё добро своё растратив,

Умудрившись всё раздать,

Как габай, при синагоге

В Жовкве думал умирать.

Протянулось так с полгода.

Осень. Дождь, как из ведра,

Слякоть, холод, бездорожье,

Грязь раскисла у двора ...

Вижу, кто- то, бедолага,

Медленно ползёт, как жук.

Еле он до нас доплёлся ...

«Шая-Ляйб! Ты? Что здесь вдруг?»

«Я! - ответил. - Ну, с трудом я

Добрался на хутор твой!

Утомились мои кости!

Срочно нужен им покой! »

В дом ввели, переодели

Обогрели, дали пищи.

Был он голоден ужасно,

И в лохмотьях был, как нищий.

Отдохнул. «Ну, - молвит, - Хаим,

Приближается мой час!

Принимай ли, прогоняй ли,

Умирать буду у вас ».

«Бог с тобой, - сказал я, - брат мой,

Чтобы вдруг прогнал тебя я!

Хоть сто лет живи со мною!

Что случилось? Ведь габаем

Был ты в Жовкве в синагоге? »

«До вчерашнего был дня!

А вчера ... Что говорить там!

Полюбуйся на меня!»...

Развернул халат с рубашкой -

Грудь и плечи в синяках!

«Шая-Ляйб! - кричу,- Что это? »

Он смеется. «Ах-ах-ах!

Это мне, - сказал, - награда

От кагала! Верь глазам,

Как они мне отплатили,

Может, их похвалишь сам!

Примечания

Жовква - город, ныне райцентр Львовской области.

Кристинополь - город, ныне зовется Червоноград, в Львовской области.

Рава - город Рава-Русская, сейчас в Жовковском районе Львовской области.
Миква — бассейн для ритуального омовения, предписанного еврейским законом.
Габай – староста синагоги.
Кага́л (кахал, ивр. קָהָל‎ — собрание народа, сход) — орган общинного самоуправления, стоявший во главе отдельной еврейской общины в диаспоре и являвшийся посредником между ней и государством, в широком смысле слова община у евреев, в узком — административная форма самоуправления общиной у евреев в Польше и других странах Восточной Европы в XVI—XVIII веках, в Российской империи в период 1772—1893 г.

12. «Умер раз корчмарь близ Жовквы ...»

 

Умер раз корчмарь близ Жовквы,

Очень набожным он был:

В библиях святых, в молитвах

Он всю жизнь свою прожил.

Жена с тёщей шинковали,

Процветал у них шинок,

Старший сын весьма успешно

Обобрать села три смог,

Младших сына два избрали

Конокрадов ремесло, -

И росло у них богатство,

Уважение росло.

А наш Майлех всё молился,

В божьих заповедях жил

И добро творил. Такое

Правило себе вложил:

Если бедный обращался,

Десять центов он давал,

Его имя в свою книгу

Записать не забывал.

Как настало время смерти,

Он сказал, собрав родню:

«Как настанет похорон час,

Эту книжечку мою

В гроб на грудь мне положите,

Чтоб я Богу показал:

Двадцать восемь тысяч денег

Бедным людям я раздал ».

Шли слова из уст в уста те,

Подхватил их весь кагал:

«Двадцать восемь тысяч денег!

Боже! Это ж капитал!

Видите, какой достойный

Праведник меж нами жил:

Все молился, столько денег

Богу в жертву положил !»

Чудо ли, что погребенье

Многолюдием пестрело.

«Двадцать восемь тысяч денег!» -

Словно колокол, гудело.

В пятницу похоронили.

Вчера Шабас. Все пришли!

Вся забита синагога,

Помолились от души,

Начали уж расходиться -

Шум. О чём же шепчут все?

«Двадцать восемь тысяч денег!» -

Шёпот, словно дождь в листве.

Разозлил меня тот шёпот,

Я взобрался на скамью.

«Шма, Бней Исраэль, - кричу я, -

Я вам массе расскажу!

Видел сон я этой ночью.

Крохотным я червячком

Доползти сумел как будто

Перед самый Яхве трон.

Вижу я: весы большие

Установленные здесь,

И Архангел Михаэль сам

Возле них свой держит меч.

Вот идет наш Майлех, сгорблен,

Пот со лба его течёт,

Двадцать восемь тысяч денег

Он в мешке своём несёт.

«Боже, я всю жизнь молился,

Никому не делал зла,

И рука моя для бедных

С помощью всегда была:

Много тратил чистых денег

Я на добрые дела! »

«На весы!» - воскликнул Яхве.

Майлех бросил свой мешок,

И весов склонилась чаша

Аж архангелу до ног.

«А теперь, - воскликнул Яхве , -

Я спрошу. Падёт во след

На вторую чашу каждый

Подсудимого ответ!

Сам ты заработал деньги? »

«Нет», - рёк Майлех и дрожал,

На второй уже тарелке

Тот ответ его лежал.

И, о чудо! Небольшое

Слово «нет» одним кивком

Двадцать восемь тысяч денег

Уравняло целиком.

«А ты знал, - вопрос был Яхве, -

Что дало достаток твой?

Знал, что каждый грош в нем - кривда,

И неправда, и разбой?"

Задрожал сильнее Майлех,

Гнулся, корчился, цедил

Едва слышно: «Знал, о Боже,

Но не я же то творил!»

И ответ его тот час же

На весах лежал уж тех.

Двадцать восемь тысяч денег,

Как пушинка, взмыли вверх.

«А ты знал, - вопрос был Яхве, -

То, что вся семья твоя

За те деньги свои души

На погибель отдала? »

На слова такие Майлех

Дать ответ уже не смог,

Почернел он, как завявший

Лист, и повалился с ног.

«Прочь отсюда! - загремело

С трона. – Вон! Обманщик сей,

Пока жил, смиренным видом

Всех обманывал людей,

После смерти думал Бога

Он деньгами подкупить!

Прочь! Еще ему на плечи

Эти деньги прикрепить! .. »

Знаешь, все остолбеневши

Слушали мои слова,

Но все хором заревели,

Их закончил я едва:

«Смолкни! Эпикур! Безбожник!

Прочь! Тебе не место тут! »

И толпою навалившись,

Все меня из школы прут.

А в сенях уже пинали,

Били и толкали в бок -

Едва с жизнью не простился,

Еле ноги уволок».

Примечания

Эпикур - древнегреческий философ-материалист. Здесь, я думаю, употребляется как синоним безбожника.
Шма, бней Исраэль – Слушайте , сыны Израиля.
Апикойрес – еретик вольнодумец, от имени греческого философа Эпикура, в котором мудрецы Талмуда видели страшную угрозу иудаизму.
Синаго́га (от греч. συναγωγή, «собрание»; ивр. בֵּית כְּנֶסֶת‎, бейт кне́сет — «дом собрания»; идиш שול, шул — «школа».


13. «Так вот Шая-Ляйб расстался ...»

 

«Так вот Шая-Ляйб расстался

С синагогой. И тот час

Умирать пришёл к нам. Жалко,

Быстро, как свеча, угас.

Умирал с улыбкой. «Много

Претерпел я, - говорил, -

Много я с горячей кровью

И добра, и зла творил.

Жить хотелось по-людски мне,

Человеком быть с людьми ...

Слава Богу, удалось мне

Хоть в последние быть дни

Меж людей, что вправду люди,

Отогрелся я в семье,

Что блаженных патриархов

Век напоминает мне ».

Так вот, сын, он и скончался.

С золотою был душой!

Без таких людей земля бы

Была темной и гнилой.

Может, и до патриархов

Времена златые шли,

Но однако патриархи

Люд еврейский завели

В плен египетский, покуда

Моисей - пророк восстал,

С неуёмным, диким сердцем,

Тех невольников поднял.

Вывел в дикую пустыню,

Сорок лет по ней водил,

Научил их, как добыть им

И построить новый мир».


Примечание: Оригиналы стихов Ивана Франко открываются с помощью соответствующих ссылок.
Перевод с украинского языка Марка Каганцова.

 


 

ФИО*:
email*:
Отзыв*:
Код*

Связь с редакцией:
Мейл: acaneli@mail.ru
Тел: 054-4402571,
972-54-4402571

Литературные события

Литературная мозаика

Литературная жизнь

Литературные анонсы

  • Афиша Израиля. Продажа билетов на концерты и спектакли
    http://teatron.net/ 

  • Внимание! Прием заявок на Седьмой международный конкурс русской поэзии имени Владимира Добина с 1 февраля по 1 сентября 2012 года. 

  • Дорогие друзья! Приглашаем вас принять участие во Втором международном конкурсе малой прозы имени Авраама Файнберга. Подробности на сайте. 

Официальный сайт израильского литературного журнала "Русское литературное эхо"

При цитировании материалов ссылка на сайт обязательна.